Маледикт обмяк в его руках и начал заваливаться вперед, словно марионетка, срезанная с ниток. Джилли, принявший вес неожиданной ноши, ощутил, как сердце забилось тревожнее.
Обморок? Если он отпустит Маледикта, может ли тот снова кинуться на него с мечом в руке? Снизу донеслось недовольное ворчание.
— Мэл?
— Пусти меня, — потребовал Маледикт. — Что ты такое делаешь? Пытаешься выкрутить мне руки из-за пары разбитых тарелок?
Джилли чуть ослабил мертвую хватку на запястьях Маледикта, услышал хруст тонких косточек и почувствовал себя эдаким громилой.
Джилли отпустил юношу, и тот излил на него целый поток раздражения — впрочем, как обычно.
— Крысы тебя побери, Джилли. Если ты не позволишь мне выплескивать гнев в моем собственном доме, то не останется вовсе никакого интереса в том, чтобы быть богатым.
— Значит, приступ гнева, — проговорил Джилли. — Так ты это называешь?
— Две разбитых тарелки. А ты свалил меня с ног, — заявил Маледикт. — А мой меч? Ты что, пытался его сломать, вот так вонзив в пол? Даже ободрал об него костяшки пальцев — и поделом тебе. Он мне нужен, чтобы прикончить Ласта.
Маледикт подошел к мечу, взялся за рукоять и выдернул из пола. Джилли вздрогнул, но Маледикт только проговорил расстроенным голосом:
— Я опять потерял ножны.
— Быть может, они по-прежнему наверху в твоей комнате, — произнес Джилли побледневшими от потрясения губами. Неужели Маледикт не помнил ничего из того, что произошло между битьем посуды и победой Джилли?
— Я не ношу меча без ножен. Я же не зеленый мальчишка, каким был когда-то. — Маледикт уселся за стол, выложил клинок перед собой и пробежал пальцами по стали, стирая воображаемую кровь, будто тени обладали плотью, способной кровоточить.
— Джилли? — позвал Маледикт. — Ты сильно порезался? — Его пальцы слегка задрожали.
Джилли потрогал ладони: они оказались исцарапанными и окровавленными, хотя ни разу не прикоснулись к лезвию.
— Ты спустился без меча, — сказал он. — Он появился позднее.
— Смешно, — произнес Маледикт таким ровным тоном, что Джилли не смог понять, верит ему юноша или нет. — Это всего лишь меч. Только подумай, как полезно было бы иметь оружие, которое бегает за тобой по пятам словно пес. — Уголки губ юноши приподнялись не то в улыбке не то в сердитой гримасе, и приобрели сходство с оскалом висельника.
Джилли, принявшийся собирать с пола самые крупные осколки фарфора, вздрогнул, увидев выражение на лице Маледикта, и уставился на кровь, стекавшую в черепки. Впервые за долгое, долгое время он испугался — испугался Маледикта и жестокости, которая клубилась вокруг него, словно штормовые ветра, одинаково безжалостная к другу и врагу.
* * *
Янус вернулся с наступлением сумерек. Джилли молча открыл перед ним дверь, все еще слыша тихий внутренний голос, предупреждавший, что Ани становится могущественнее с каждым днем.
— А где Маледикт?
— В своих комнатах.
На лестнице Янус заколебался.
— Рассержен?
— Одержим, — сказал Джилли.
Уродливое слово повисло в воздухе между ними.
— К крысам твою ерунду. — Янус повернулся. — Маледикт никому не подвластен; больше нет богини любви и мести.
— Маледикт дал Ей клятву. Он связан с Ней так же прочно, как с тобой.
Янус вспыхнул, гнев обозначился румянцем на щеках — и отступил.
— Ты так мало знаешь о нем. У Маледикта странное, нездоровое чувство юмора, порой порождающее изощренные шарады.
— Я знаю его достаточно, чтобы утверждать, что чувства юмора, как и умения заглядывать в будущее, ему как раз не хватает, — заметил Джилли.
— Заглядывать в будущее? — переспросил Янус; светлые, пронзительные глаза вспыхнули бледным светом, и наконец вызвали у Джилли ассоциации со сверкнувшей в отдалении молнией.
— Он во что бы то ни стало намерен видеть тебя графом, пусть даже ценой собственной жизни, а ты тем временем бездельничаешь и позволяешь ему рисковать…
Джилли не столько увидел движение Януса, сколько почувствовал, как завихрился воздух. Через мгновение Джилли врезался спиной в тисненые обои с такой силой, что в глазах у него заплясали разноцветные пятнышки. От удара зазвенело в голове и в ушах. Он дергался, подобно наколотому на булавку насекомому, пока обтянутые перчаткой пальцы не сдавили ему горло. Янус сжал шею Джилли с обеих сторон, с вежливым интересом нащупывая биение сердца. Лицо его было безмятежно, зато в глазах бушевало безумие.
— Я мог бы выдавить из тебя жизнь — и Маледикт простил бы меня. Он простит мне все, что угодно. Подумай об этом, прежде чем впредь говорить со мной подобным образом. Ты ничего обо мне не знаешь, если думаешь, что я подвергну Маледикта опасности. Ты что, не слушаешь? Разве я тебе не говорил этого раз за разом? Он мой. — Янус выпустил Джилли, призраком проскользнул мимо него вверх по лестнице.
Оставшись в одиночестве в пустой прихожей, Джилли задрожал. И снова в его сознание прокралась «Вирга», и послышалась сладкоголосая песнь моря и паруса.
* * *
Маледикт слышал, как открылась и закрылась входная дверь без объявления визитера, и понял, не выглядывая в окно, что приехал Янус. Только он позволял себе так своевольничать в доме Маледикта. Онемевший от ярости, он ждал, пока Янус явится к нему. На плечи Маледикту легли ладони — Янус развернул его и привлек к себе.
— Янус, — прошептал Маледикт.
Янус спрятал лицо под подбородком Маледикта.
— Прости меня, — проговорил он охрипшим от изнеможения голосом. — Прости, что я не смог завоевать ее руку. Прости, что медлил в нерешительности, вместо того, чтобы исполнить свой долг. Хотя, видят боги, я не сожалею, что она и ее мерзкий язык нашли равных себе.
— Теперь ты разрешишь мне разделаться с ним? — спросил Маледикт, поднимая глаза и встречаясь взглядом с Янусом. — Он что-то замышляет против нас, Янус. Он вскоре заточит тебя, запрет в Ластресте или городском особняке, где тебя будут стеречь и шпионить за каждым твоим шагом.
— Он уже и так это делает, — сказал Янус. — Ведь я тайком сбежал прямо со свадебной церемонии. А вот убить его? Без хорошо продуманного плана нечего и пытаться.
Маледикт шагнул, освобождаясь из теплого кольца объятий Януса.
— Мой клинок, его сердце. Какой еще мне нужен план? Предоставь мне свободу действий. Разве не я избавил нас от Критоса?
— Критос был негодяй и игрок. Постигшая его смерть не заслужила комментариев и даже не вызвала в обществе ни малейшего сочувствия. Нападение на Ласта, который редко покидает дворец или свой дом, — гораздо более трудная задача.
— Я хочу его смерти. Мне нужна его смерть. Кровь льется независимо от того, где человек обитает. Если все пойдет не так, если подозрение падет на нас и нас заклеймят как виновных, мы бросим идею с графским титулом. Обчистим его поместье и будем жить в Приисках, как короли.
