— Ты мог бы подождать, — предложил Джилли. — Возможно, ребенок окажется девочкой или, как Адиран, ущербным от рождения, не способным вступить в права наследования. Или даже умрет сам, как последний из детей Ласта. Убить самого графа — одно дело, убить беременную женщину — совсем другое.
— Довольно, Джилли, с разговорами покончено. Если Амаранта явится на прием, она умрет. — Маледикт вскочил с кресла, выдернул руку из пальцев Джилли и рванулся к двери. В последний момент он остановился и исступленно проговорил: — Я не вынесу этого, Джилли. Я, в отличие от тебя, не могу позволить себе угрызений совести. Я должен быть волен проливать кровь по желанию, будь то кровь мужчины, женщины или младенца. У меня позади не одна смерть, впереди — тоже. Не отнимай у меня силу.
30
…он вынул нож и ударил ее трижды, ища ее сердца, но лишь рассмеялась она над его отважным клинком, ибо бессердечные дети Ани глумятся над ранами и не боятся людей. Она вырвала его глаза заостренными когтями, а на заре ее нашли все еще пожирающей его сердце…
Грейл. Книга отмщений, Дикарка из Иссея
Снег испещрил первые смелые листочки весенних крокусов. Маледикт посмотрел на свинцовое небо, на тусклые белые хлопья, что медленно опускались на землю близ дворца.
— Хороша весна, ничего не скажешь!
Джилли, сопровождавший Маледикта, заметил:
— Снег для такого раннего времени не так уж и необычен. Правда, от него портится шелк. Лучше бы нам зайти в дом.
Маледикт улыбнулся.
— О да, ибо крапчатый шелк — ужасный грех. — Непонятная веселость в поведении Маледикта заставила желудок Джилли совершить кульбит. Он уже видел подобное прежде. Как будто Ани, свернувшаяся в клубочек мрачного одобрения, перед убийством бывала сыта, как никогда после него.
— Думаю, ты просто не хочешь оставаться в темноте один на один с убийцей, — проговорил Маледикт, дергая Джилли за собранные в хвост волосы.
— Мэл, тише ты! — предостерег Джилли, оглядываясь по сторонам. Поблизости никого не было, и все же сердце его бешено колотилось. Сердцебиение усилилось, когда они с Маледиктом находились на полпути к королевскому дворцу, в саду, где деревья зябко ежились под снегом; потом возле конюшни… Джилли не мог понять, что затевал Маледикт.
— Сознайся же, Джилли. Ты ведь боишься меня.
— Боюсь за тебя, — поправил Джилли. Он схватил Маледикта за руку и увлек в сад, где голые деревья более походили на скелеты. Джилли прижал Маледикта спиной к колючему кусту, едва начавшему выпускать пятнышки весенней зелени, и проговорил:
— Что на тебя нашло?
Маледикт закрыл глаза; снежинки, резные, кружевные, причудливые, опускались на его лицо. Джилли дотронулся до щеки юноши. Если бы не мгновенное, колкое таянье снега, он бы подумал, что влага на его ладони — слезы.
— Мэл?
Маледикт распахнул темные глаза.
— Я боюсь оставаться в темноте один на один с собой.
Джилли не нашелся, что сказать.
— Я делаю такое, чего сам от себя никогда не ожидал. И это уже достаточный повод для страха; более того, я каждую секунду чувствую, что не один. Что во мне не одна сущность. Она там, у меня внутри, Она хочет вырваться. Становится тесно, Джилли. Нас трое: тот, кем я был, тот, кто я есть, и ворона. Мы все соперничаем за главную роль, и я не представляю, кому достанется победа.
Джилли хотел было что-то сказать, но Маледикт прикрыл его губы ладонью в перчатке.
— Послушай, Джилли. Если победит Ани, брось меня. Не оставайся. Я никогда бы не причинил тебе зла, но Она пожрет тебя целиком. Пообещай мне.
Джилли замотал головой, и Маледикт нахмурил брови. По ракушечнику дорожки захрустели шаги: кучер уверенно направился в темноту — несомненно, к стене, у которой конюхи справляли нужду.
— Пошли, — скомандовал Маледикт, увернувшись от Джилли, который пытался его остановить.
Джилли побрел в сторону дворца — и вдруг осознал, что идет один. Маледикт повернул назад, в сторону конюшни.
Джилли догнал юношу, стараясь не издать ни звука; от усердия лицо его исказилось. Когда они поравнялись, Маледикт попросил:
— Постоишь на стреме?
Он пошел вдоль пустых распряженных карет. Поодаль, футах в двадцати, конюхи кормили и чистили лошадей, прибирались в стойлах.
Маледикт скользнул тенью вдоль ряда экипажей и наконец добрался до блестящей кареты Ласта, синеву которой приглушали до зеленоватого оттенка неверные огни масляных ламп. Юноша взобрался на козлы и, просунув руку между сиденьем и каретой, извлек потертую флягу. И вот он уже снова оказался рядом с Джилли в спасительной темноте пустого стойла.
— Подержи, — приказал Маледикт. Сняв жилет, он принялся ощупывать швы. Джилли наблюдал за его манипуляциями, удивленно открыв рот. Когда Маледикт извлек два крохотных хрустальных пузырька, Джилли в бешенстве зашипел:
— Ты что, притащил во дворец яд? После того, что случилось с дебютантками? Да ты спятил.
— Мы не во дворце, — заметил Маледикт, — и эти флаконы там никогда не окажутся. — Он откупорил залитое воском горлышко и тонкой струйкой влил жидкость во флягу. Потом, закрутив крышку кучерова сосуда, слегка взболтал.
— Ты что, собираешься отравить кучера? — спросил Джилли.
— А ты бы предпочел, чтобы я прошествовал через двор и заколол Амаранту мечом — или чтобы я подал ей бокал вина, и она тут же рухнула бы к моим ногам? Мой способ менее надежный, зато его скорее сочтут случайностью.
Маледикт еще немного поболтал флягу, потом открыл и принюхался.
— Великолепно.
— А если он все выпьет сейчас? В ожидании хозяев?
— Именно на это я и рассчитываю, — сказал Маледикт. — Янус должен вынудить Амаранту покинуть бал. Если ему не удастся, мое появление сделает это за него. — Взглянув за спину Джилли, Маледикт сердито сдвинул брови. Двое конюхов отлынивали от работы — в проходе между каретами, в тени экипажа, они играли в кости.
— Крысы их возьми, — пробормотал Маледикт.
— У нас еще есть время, — сказал Джилли.
— Как раз его-то у нас и нет, — возразил Маледикт. — Данталион слишком осторожен. Он не позволит своему кучеру шататься во дворе с остальными и играть в карты. Он наверняка оставит его здесь — охранять карету от возможных злоумышленников.
— Тогда предоставь это мне, — сказал Джилли. — Я вполне сойду за кучера и могу вернуть флягу на место; эти парни меня и не запомнят.
Маледикт неохотно отдал флягу, и Джилли не спеша вышел в освещенный лампами проход между каретами. Двое парней прекратили игру, напряглись всем телом, готовые дать деру, если Джилли вдруг их заметит.
На полпути к карете Ласта Джилли вдруг осознал, что задание, которое он выполняет, поскольку Маледикт не может этого делать, приведет как минимум к одной человеческой смерти — а то и больше. Но страх, что, откажись он, Маледикт выберет более рискованный путь, заставлял Джилли идти вперед. «Не проси меня убивать ради тебя», — сказал он когда-то Маледикту. Теперь, похоже, Джилли действовал по собственной воле.
