Во дворе они застали переполох: драконы махали крыльями и голосили вовсю. Почти все они только что поели, и механики хлопотали, протирая на них сбрую. Вопреки словам Ренкина, большинство их капитанов стояли тут, разговаривая со своими подопечными. То же самое происходило, видимо, каждый день, когда драконы и их опекуны освобождались от занятий.
Лоуренс не сразу нашел в этой суматохе Отчаянного. Тот вышел за ограду, подальше от шума и суеты. Прежде чем заняться им, Лоуренс подвел кадетов к Левитасу. Маленький дракон одиноко свернулся под самой стеной, глядя на других драконов с их офицерами. Сбруя так и осталась на нем, но выглядела намного чище вчерашнего. Кожаные ремни протерли маслом, металлические части отполировали до блеска.
Именно к этим кольцам, как Лоуренс догадывался теперь, авиаторы и пристегивались. Левитас, маленький по сравнению с Отчаянным, был все же крупным созданием, и Лоуренс полагал, что перенести трех кадетов на короткое расстояние ему не составит труда. Дракон встрепенулся, счастливый оказанным ему вниманием, и с горящими глазами принял предложение капитана.
— Ну конечно, я легко подниму вас всех. — Кадеты, не менее счастливые, вскарабкались на него с ловкостью белок, и каждый привычно пристегнулся к двум разным кольцам.
Лоуренс, подергав лямки, убедился, что они держат надежно.
— Хорошо, Левитас. Неси их на берег, а мы с Отчаянным полетим следом за вами. — Он хлопнул винчестера по боку и вышел за ворота, лавируя между другими драконами. При виде Отчаянного он остановился как вкопанный: тот сидел, словно в воду опущенный. От счастливого настроения, в котором он пребывал после утренней тренировки, не осталось даже следа.
— Тебе нехорошо? — Лоуренс заглянул ему в рот. Судя по крови и застрявшему мясу, Отчаянный пообедал плотно. — Может быть, ты что-нибудь не то съел?
— Нет, все хорошо, только… Скажи, Лоуренс, я настоящий дракон?
Он никогда еще не говорил таким жалобным голосом.
— Самый что ни на есть настоящий. Почему ты спрашиваешь? Кто-то сказал тебе плохие слова? — Лоуренс вскипел от гнева при одной мысли об этом. Если авиаторы смотрят с сомнением на него самого — их дело. Пусть говорят, что хотят. Но он не потерпит, чтобы нечто подобное высказывалось Отчаянному.
— Нет-нет, — ответил дракон, однако Лоуренс усомнился в его правдивости. — Плохого никто не говорил, но пока мы ели, они не могли не заметить, что я не совсем такой, как другие. У всех драконов окраска ярче, чем у меня, и не так много распорок на крыльях. Еще у них хребет выпуклый, а у меня плоский, и на моих ногах больше когтей. — Отчаянный вертелся и разглядывал себя, перечисляя эти различия. — Из-за этого они смотрели на меня как-то странно, хотя плохого слова никто не сказал. Наверно, это потому, что я китайский дракон?
— Ну конечно, поэтому. Не забывай также, что китайцы — самые искусные в мире драконоводы, — твердо сказал Лоуренс. — Если уж на то пошло, это ты должен служить идеалом для всех остальных, и я умоляю тебя ни на миг не сомневаться в себе. Вспомни только, что говорил утром Селеритас о твоих летных качествах.
— Но ведь огонь я не выдыхаю и кислотой не плююсь, — заметил дракон, все еще удрученный. — И я не такой большой, как Максимус. — А потом помолчал и добавил: — Он и Лили едят первыми. Мы должны ждать, пока они закончат, а потом все вместе охотимся.
Лоуренс нахмурился. Ему не приходило в голову, что у драконов тоже есть своя иерархия.
— Дорогой мой, в Англии никогда не было дракона твоей породы, вот они и не знают, как с тобой обходиться. — Он старался подобрать объяснение, которое утешило бы Отчаянного. — Может быть, тут учитывается еще и статус их капитанов — ведь я из них самый молодой.
— Тогда это очень глупо. По возрасту ты старше большинства из них, и у тебя большой опыт. — Негодование на то, что так могли подумать о Лоуренсе, помогло Отчаянному преодолеть собственное уныние. — Ты сражался на войне, а они почти все еще только учатся.
— Сражался, но на море, а в воздухе все совсем по-другому. Однако никакое старшинство и никакой опыт еще не гарантируют ума и хорошего воспитания, так что не принимай это близко к сердцу. Уверен, что через год-другой тебя начнут ценить по достоинству. А пока скажи, сыт ли ты? Если нет, мы сейчас же вернемся в долину, где вы охотитесь.
— Да, сыт. В еде недостатка не было. Я брал, что хотел, и другие старались мне не мешать.
Он замолчал, так до конца и не развеселившись.
— Тогда полетели купаться, — сказал ему Лоуренс.
Отчаянный просветлел и чуть ли не час плескался в озере с Левитасом. Когда кадеты отмыли его дочиста, настроение у него заметно повысилось. Чуть позже он любовно свернулся вокруг Лоуренса, и они устроились почитать на теплых плитах двора. Однако на свою золотую с жемчугом цепь он смотрел чаще обычного и постоянно трогал ее языком. Лоуренс уже знал, что так он делает, когда хочет успокоиться, поэтому читал с чувством и ласково поглаживал переднюю ногу, на которой сидел.
Придя в офицерский клуб, он все еще хмурился, и общее молчание, которым его встретили, задело Лоуренса гораздо меньше, чем можно было предполагать.
— Сэр, — демонстративно козырнул ему Грэнби, стоявший у двери рядом с роялем.
К этой замаскированной наглости трудно было придраться, и Лоуренс ответил на нее как на обычное приветствие.
— Мистер Грэнби, — сказал он, кивнул всем присутствующим и неторопливо прошел дальше. Ренкин сидел за столиком в дальнем углу и читал газету. Увидев Лоуренса, он тут же достал с полки шахматы, и они сели играть.
Голоса зазвучали снова. Лоуренс между ходами наблюдал за комнатой, стараясь делать это не слишком заметно. Теперь глаза у него открылись, и он без ошибки различил среди офицеров нескольких женщин. Их присутствие, насколько он видел, не оказывало на общество какого-то особого сдерживающего влияния. Разговоры, хотя и добродушные, утонченностью не отличались, в клубе стоял шум, и все постоянно перебивали друг друга.
Тем не менее здесь чувствовался дух доброго содружества, и Лоуренс невольно огорчался, что к нему не принадлежит. Он чувствовал, что они не принимают его, и сам их не принимал. Это вселяло в него ощущение одиночества, но он постарался отогнать от себя подобные мысли. Морской капитан всегда одинок, а у него есть Отчаянный, не говоря уж о недавнем знакомстве с Ренкином. Лоуренс перевел взгляд на шахматную доску и больше не смотрел на других.
Ренкин, похоже, давно не играл, но был неплохим шахматистом, а у Лоуренса шахматы числились среди самых любимых занятий, поэтому их силы были примерно равны. Лоуренс упомянул об огорчительных происшествиях, с которыми столкнулся Отчаянный, и Ренкин сочувственно ответил:
— Нехорошо, конечно, что к нему отнеслись без должного уважения, но мой вам совет: предоставьте ему самому разбираться с этим. В естественных условиях они ведут себя точно так же. Более сильные породы требуют себе львиную долю добычи, слабые уступают. Он сам должен занять подобающее ему место.
