Видение мигнуло и померкло. Болдх снова был среди товарищей.
«Что за чертовщина? — спросил он себя. — Я и правда слышал волка, или мне приснилось?»
— Болдх, все в порядке? — спросил Нибулус, с любопытством глядя на хлопающего глазами странника.
— М-м-да, все отлично, спасибо, — запинаясь, ответил Болдх. — Просто... немного утомили ваши магические штучки. Все равно я в них не верю.
Собравшиеся чародеи наперебой заголосили: «Ой, здорово!», «Давай, рассказывай!» и «Ты же сам просил», а затем — недовольно заворчали: «Только время зря потратили...», «И крови ему не жалко...», «Неблагодарный...» и «Болван...».
— Да ладно тебе, Болдх, — раздраженно выдохнул Финвольд. — Мы же должны действовать сообща. Помнишь, к чему мы пришли: чем больше способов одолеть Дроглира мы узнаем, тем больше у нас будет шансов, когда мы доберемся до его Залы.
Он с презрением отвернулся от угрюмого, покрытого струпьями лица Болдха и зашептал на ухо своему другу Нибулусу:
— Знаю, ему и так непросто приходится, к тому же меня всегда учили, что Несущие Свет должны проявлять терпение, но иногда руки так и чешутся набить ему морду.
— Что ж, простите, что потратили на меня время, — язвительно вставил Болдх, — я всё равно уже принял решение.
Все ждали ответа.
— И?.. — спросил Нибулус.
— Этот земляной червяк угрожал высосать из моего глаза душу. Пошли за мечом.
* * *
После недолгого спокойного обсуждения, когда каждый из присутствующих высказался, объяснил свою точку зрения и выдвинул предложение, решили, что налёт должен являть собой тщательно выверенное сочетание кошачьей скрытности, молниеносной скорости и беспощадной грубой силы.
Местность между краем леса и утесом, над которым поднимался дым, была слишком открытой — спрятаться негде — поэтому они решили двигаться за завесой деревьев до невысокого отрога, который их скроет; отрог этот заканчивался в двухстах-трехстах ярдах от холма. А на месте они уже разберутся. По прикидкам Катти, где-то через час отряд должен был добраться до воров, «если это, конечно, они».
Пока они шли меж редких куп деревьев, Болдх принялся гадать, с какой стати проголосовал за возвращение меча. Теперь-то он уже мог признать, что выбор был не очевиден. Конечно, тут не обошлось без гордости — путники никак не могли простить тивенборгцам перенесенных унижений. Да и позаимствованные у Болдха сокровища тоже сыграли свою роль (вообще-то, как раз свои вещи ему хотелось вернуть куда больше, чем меч: родные побрякушки были ему дороже любых пламенников). Хотя вряд ли удастся их забрать — разве что перебить всех разбойников...
К тому же, пока что у Болдха не было приличного оружия. Он на время одолжил один из кинжалов Тивора: и лезвие прочное, и управляться нетрудно. Но в будущем надо будет найти что-то посущественнее.
«А ведь дело-то, конечно же, не в этом... — правда, Болдх?» — прошептал он, раздвигая густые заросли папоротника. Да, в магические трюки Болдх не верил. Его уже тошнило от козней этих чародеев.
Кстати, интересно, что там показали их колдовские чары... Болдх вдруг поймал себя на мысли. Он так спешил унизить магов, что даже их не выслушал. Разумеется, ничего важного он и не узнал бы... наверняка, одно вранье. Не важно, что там ему нагадали — каждый из этой троицы, без сомненья, переиначил бы все под себя. Болдх сам всегда так делал, когда гадал тем чудачкам, что долгие годы неплохо ему платили: старался говорить им только то, что им желалось услышать.
Но сейчас, шагая навстречу пугающим и, вполне возможно, роковым обстоятельствам, которые сам же по какой-то дурацкой прихоти выбрал, Болдх жалел, что не спросил. Он оглядел своих спутников. Лесовика и жрецов спрашивать бесполезно. Да и воинов тоже, если на то пошло; они все эти штучки на дух не переносят. А вот Катти...
— Тивор, — тихо обратился он к идущему рядом Катти. — Ведь ты вряд ли что-нибудь знаешь о гаданиях и предсказаниях?
— Похоже, так. — Солдат удачи явно не был настроен откровенничать.
Но затем он посмотрел на деревья и вроде бы передумал.
— Как-то раз работал я в Трондаране, давненько дело было. Так вот, нашлась там одна, с придурью — по деревьям мне будущее предсказывала.
— По деревьям?
— Ага, усядется, бывало, на холме, колени к голове, как лягуха, подожмет, и давай черную смолу жевать. А смола-то вонючая! Да пялится на лес внизу. Долго так. Как в трансе. Все пыталась разглядеть в деревьях какие-то фигуры.
— Получилось?
— Почем я знаю? Во всяком случае, до сих пор листвой не оброс, собаки на меня лапку не задирают, и осенью я не желтею. Не знаю, может, ей просто воображения не хватало. Но, думаю, могло быть и хуже — по крайней мере на выгребной яме мне не гадали.
— Да уж, — со смехом вмешался Болдх. — Быть тебе тогда по уши в дерьме.
Катти обернулся и без тени улыбки посмотрел на него.
— Вообще-то, я как раз собирался это сказать.
Улыбка Болдха испарилась, и он снова ушел в себя. Зря он к Тивору обратился. Хотя Катти куда старше и почти во всем его превосходит — определенно и несомненно, есть в нем что-то ребяческое. Столько лет бродяжничать, размышлял Болдх, ни дома, ни работы, ни семьи, друзья на неделю, не больше — вряд ли от такой жизни у человека разовьется чувство ответственности...
Он вдруг с ужасом осознал: «Это же я, лет через десять— двадцать». — «Если убрать все геройские штучки, легенды и приключения — что мы получим? — мрачно размышлял он — Меня! Тивора-недоучку, Катти-недоростка. Если вообще когда-нибудь дорасту...»
Болдху вдруг стало интересно, есть ли у Катти привычка пялиться в потолок, как у него. Он задумался было, но тут же отбросил эту мысль; такому, как Катти Тивор, не до потолков.
Скорее он будет смотреть на небо, на звёзды... и дальше, в самую высь. Пока Болдх валялся на грязном, пропитанном потом матрасе в каком-нибудь замызганном караван-сарае, всматриваясь в завитки или отметины от сучков или пятна плесени на балках и пытаясь разглядеть в них рисунок, Тивор проделывал то же самое с облаками, созвездиями, с дыханием самой вселенной. Вот в чем разница: горизонт Болдха всегда маячит футах в восьми, а Тивора — несомненно, не имеет границ.
Эта мысль угнетала. Болдх и впрямь помимо желания восхищался Катти, но восхищал его Катти-легенда, а не Катти-человек. Болдх прекрасно понимал, что ему никогда не стать такой легендой, но превратиться в такого подонка?..
И все же пока все поступки странника указывали на это. Подобно Катти, он застрял на стадии юного холостяка и относился к жизни как к игре, хотя все его ровесники уже перешли на следующую стадию. Игра уже не забавляла. Люди гораздо моложе его выглядели более зрелыми. От этого становилось не по себе.
Болдх грустно улыбнулся. Им часто восхищались, людей поражало, как много мест он исходил и как много всего повидал. Так же, как Болдх удивлялся Катти. Но на самом деле сильнее его изумляли простые люди. Содержать семью, охранять дом — тут требовались отвага, стойкость и смекалка. Эти люди не бежали от трудностей. Странник лишь играл в жизнь, они же познали ее соль и правду; у них просто не было выбора: каждый день приходилось сталкиваться с тяготами, которые казались Болдху непереносимыми. На некоторых обрушивались страшные невзгоды: засуха, нужда, несчастье — но тем сильнее и закаленнее становились эти люди. Пусть даже кое-кто и озлоблялся из-за пережитого.
