Как только начался второй бой, паладин сразу же кинулся вперед, но противника на прежнем месте уже не было, а сам Нибулус отчего-то растянулся на земле, набрав полный рот травы.
И всё же Нибулус Винтус считался лучшим бойцом в Нордвозе, поэтому он решил сразиться в третий раз. На сей раз пеладан мгновенно отпрыгнул назад, надеясь выиграть время. Предпринимая этот манёвр, он крутанул вокруг себя меч, чтобы не подпустить противника. С Анфертом, несмотря на размеры, было легко обращаться, он нисколько не сковывал движений своего хозяина. Может, хоть этот бой будет за пеладаном.
Бой шёл всерьёз. Нибулус уже слышал о репутации наховианца, однако до сих пор им не приходилось состязаться. Наверное, лучше бы так и оставалось впредь.
Мафусаил наблюдал за воинами со всё возрастающим вниманием. В пылу битвы капюшон слетел с головы наховианца, полностью открывая лицо. Зрелище оказалось не из приятных: мертвенно-бледное, худое и обезображенное, под сросшимися густыми бровями — лишь один светло-серый здоровый глаз. Другой глаз, белёсый и незрячий, окружали багровые струпья.
«Вот жуть! — У Мафусаила перехватило дыхание. — Где ему так досталось?»
— Я сдаюсь! — закричал Нибулус, лёжа на спине, в то время как меч Паулуса замер в дюйме от правого глаза поверженного.
Наховианец понимающе улыбнулся и попытался кончиком меча скинуть шлем в форме головы вепря со своего противника. Но не зря специально обработанный тенгриит обладал способностью стрелять зарядом: сильная искра с громким треском ударила по Паулусу, едва не сбив того с ног, и заставила наёмника с криком удивления и боли выронить оружие.
— Действует! — Нибулус с ухмылкой поднялся с земли.
Паулус разъярился. Там, откуда он пришёл, поражение означало смерть, а в этой стране понятия не имели о честном и благородном поединке. Особенно наховианца оскорбляло поражение от руки сынка предводителя. Подхватив меч и судорожно выпрямившись, наёмник пошёл с поля, всё больше и больше дёргаясь.
— О нет, — пробормотал Нибулус. — Снова...
Мертвенно-бледный наховианец шёл медленно, отчаянно пытаясь обрести контроль над своими движениями, но вскоре всё его тело пронзила судорога. Глухой сдавленный вопль вырвался сквозь стиснутые зубы Паулуса, он весь кипел от гнева и разочарования. Электрический удар вызвал приступ, лишив контроля, унизив чувство собственного достоинства. Ему осталось только уйти с поля, Дрожа и спотыкаясь, словно марионетка.
Двое мужчин смотрели ему вслед со смесью жалости и отвращения.
— Так что с ним произошло? — спросил Мафусаил.
— Он не рассказывал, — ответил Нибулус. — Эти судороги... Я не знаю, связаны они с его уродством или нет. Он всегда молчит, держит всё в себе. Сомневаюсь, что даже его соплеменники знают больше. Он мне говорил только, что его отец был одновременно и гробовщиком, и кожевником...
— Наверное, никогда не испытывал недостатка в коже, — мрачно заметил Мафусаил.
— Верно. В любом случае, мы уже долгие годы пользуемся его услугами, и он — один из лучших воинов в мире. Очень жестокий. Знаешь, что он написал на этот раз в рапорте для наёмников?
— Нет. Что?
— В увлечениях он написал: издевательства над мёртвыми.
— Охотно верю, по тому немногому, что я о нём слышал, — заметил Мафусаил. — А правда, что наховианцы молотками убивают своих стариков?
— Только если те слишком слабы и не могут сами уйти в семейные зыбучие пески, — ответил пеладан. — Тем не менее до сих пор у нас с ним не было проблем, он хорошо знает своё дело. Вряд ли такая внешность и ужасный характер типичного наховианца внушали любовь у потенциальных нанимателей, значит, у него были тяжёлые времена. Паулус рад отправиться с нами в поход, и, несмотря на моё недоверие, в битве он незаменим.
— Бедолага, — пробормотал Мафусаил, направляясь обратно в Винтус-холл.
— Пошли, выпьем пива.
* * *
«Выступаем через три дня!» — слова старого жреца звенели в ушах Лесовика всю дорогу от храма. Только три дня.
Так мало времени на сборы! Суматоха города дурманила его мозги, потому колдун свернул к «Погоне». Ему нужно было посидеть и подумать.
* * *
«Святошам до меня ни в жизнь не добраться!» — твердил про себя Болдх, уходя всё дальше от Винтус-холла. Ему тоже требовалось хорошенько подумать, но ещё больше он хотел выпить. И знал неплохое местечко.
— Болдх! — окликнул странника знакомый голос из окна «Погони», забранного решёткой. — Заходи. Я куплю тебе выпивку.
Болдх в удивлении присмотрелся. Нечасто ему приходилось слышать такие слова.
— А-а, Лесовик, — ошарашено отметил странник. Тем не менее он решил воспользоваться приглашением — скорее из-за новизны представившейся возможности, чем из желания поговорить с шаманом. Осторожно пройдя меж шумных, попивающих джин крестьян и хлещущих медовуху чужеземцев, которые бормотали по-своему и чудно пахли, Болдх добрался до будущего спутника и тяжело опустился рядом с ним.
— Две пинты эля и шкварки, — проорал шаман, пытаясь перекричать пьяный гомон.
— У тебя есть деньги? — спросил Болдх лесного колдуна, едва скрывая удивление.
— Я же не скот лечу, — ответил Лесовик, кидая серебряный злат за эль и закуску. — Хватает для утоления скромных запросов... Выпьем! Крепкого здоровья тебе и отвратного им.
Болдх едва устоял, чтобы не взглянуть украдкой на ноги шамана — такие ли они волосатые, как говорят. Столь же тщательно он избегал смотреть на костяные амулеты, болтающиеся на поясе колдуна; сам «прорицатель», странник узнал их и не желал быть втянутым в разговор на эту тему.
Он предпочёл изучать лицо шамана, пока тот с блаженством поглощал пиво. Лесовик в упоении прикрыл глаза, наслаждаясь вкусом тёплого хмельного напитка, будто такого изысканного напитка за всю жизнь не пивал.
Выпив кружку до дна, колдун со стуком поставил её на жирную поверхность стола, почти содрогаясь от удовольствия. Лишь через несколько мгновений, во время которых он, казалось бы, забыл обо всём на свете, следя, как поднимается пьянящий жар внутри, колдун обернулся к Болдху.
— Мы не всё время проводим в лесах. Есть множество удовольствий, которые я готов отведать даже в этой прокуренной дыре, пока они мне доступны.
Болдх пожал плечами и сделал глоток пива. Он немного подержал его во рту, чтобы распробовать вкус, но тёмно-коричневая жидкость оставила лишь неприятное жирное послевкусие.
— Все другие... э-э, лесные колдуны, которых я встречал, предпочитают уединение, — объяснил странник.
Лесовик презрительно фыркнул.
— Значит, они не очень хорошие колдуны. Мы, торка, — не отшельники. Ни на что себя не тратить — так же опасно для всего мира, как и для тебя. Возьмём, к примеру, вот эту шкварку: если срежешь кусок сала с живой свиньи, то он вскоре протухнет... а уж самой свинюхе-то будет как плохо. Все мы — неотъемлемая часть мира.
