Тут Нибулус не удержался от презрительного замечания, даже не дав Лесовику высказать своё отношение:
— И неверно всё, что делаю не Я, так получается?
Эппа что-то проворчал, не поднимая глаз.
Всё это время Болдх лежал спиной к остальным путникам, плотно укутавшись в одеяло. Казалось, рассуждения спутников интересуют его так же, как корову — жужжание мухи. И всё же странник не спал, глубоко задумавшись. Рассуждения всех трёх жрецов были и правильными, и ошибочными одновременно. Финвольд прав насчёт Эрсы; сам странник видел множество разных проявлений Духа Земли, гораздо больше, чем описывается в толстенных книгах жреца. Однако в мире было множество иных религий, бесчисленных культов и верований. Как даже самый мудрый из людей сможет в них разобраться?
Часто и он пытался связать свою жизнь с какой-то верой, но где его место в бесконечных противоборствах Добра и Зла? Некая беспристрастность Эрсы, казалось, больше подходила Болдху. В конце концов он всегда сравнивал себя с волком-одиночкой. Неужели он, как намекает Лесовик, дитя Духа Земли? Глядя на колдуна, странник сомневался, хотя в его словах многое походило на правду.
Болдх отогнал мысли прочь. Он был истощён духовно и физически. «Путешествовать с религиозными фанатиками нелегко, особенно когда каждый пытается повлиять на тебя». Познакомимся поближе потом.
А сейчас Болдх хотел только одного — спать...
* * *
Стояла глубокая ночь, покров тишины опустился на горы. Ни шёпота ветра, ни шороха осыпающихся камней, ни криков зверей и птиц. Облака, окутавшие вершины гор, глушили все звуки, затмевая и без того скудный свет месяца и звёзд.
Гэп сидел у выхода из пещеры и молча смотрел в ночь. Паулус час назад разбудил его на ночное дежурство; с тех пор он с места не сдвинулся, даже почти не дышал. Тишина была столь полной, что юноша слышал биение своего сердца; а кромешная тьма застила глаза, словно он ослеп. Гэп смотрел в никуда так долго, что начал забывать спутников и друзей детства; усталый и оцепеневший разум отказывался вспоминать их лица. Он будто остался один во вселенной, а всё остальное поглотила пустота.
Странное чувство: сидеть на вершине безмолвных гор глубокой и бесконечной ночью, когда духи стремятся проникнуть в разум, когда сердце отсчитывает секунды жизни, удар за ударом, удар за ударом. Юноша даже не видел очертаний входа в пещеру, и только нежное касание свежего воздуха подтверждало — он там есть.
Обернувшись, Гэп заметил две мерцающие оранжевые точки — последние огоньки погасшего костра. Он вновь посмотрел наружу и с удивлением отметил, что видит два таких же огонька, словно они навек запечатлелись в его глазах. Конечно, они сейчас погаснут, и он снова ничего не будет видеть.
Тут юноша замер, волоски на шее встали дыбом: огоньки не исчезли, а стали перемещаться. Липкий страх сковал оруженосца, и он крепко зажмурился. Когда юноша вновь открыл глаза и присмотрелся — огоньки исчезли.
Борясь с оцепеневшим телом, Гэп молча подошёл к костру и осторожно подул на угли. Теперь ночь пугала его, застрявшего в какой-то пещере на вершине мира. Бережно раздувая костёр, юноша пытался убедить себя, что уставший разум сыграл с ним злую шутку, показав два светящихся огонька. Или то были глаза какого-то неизвестного ужасного создания, которое бродит у пещеры?.. Собственные мысли так напугали Гэпа, что он начал яростнее оживлять костёр.
Юноша даже хотел разбудить одного или двух своих спутников, хотя потом передумал. Что он им скажет: будто вообразил пару смотрящих на него глаз и хочет, чтобы его подержали за руку? Нет, так не пойдёт. Гэп сосредоточился на костре, не давая углям погаснуть, пока танцующие языки пламени вновь не стали радовать взор.
Всё это время юноша гнал прочь знобящее чувство тревоги: он ведь был так беззащитен.
Наконец пламя разгорелось и весело затрещало, а Гэп с облегчением вздохнул. Через десять минут он разбудит Мафусаила, чтобы тот его сменил. Тогда, возможно, удастся спокойно поспать до самого утра. Ночь длится слишком долго...
Вдруг Гэпа окатило холодом. Это чувство пришло не извне, оно разрасталось внутри, волны страха расходились от сердца, руки и ноги онемели, словно душу окунули в ледяную воду. Волосы на затылке встали дыбом, как шерсть на загривке собаки, и собственный запах пота проник в судорожно расширившиеся ноздри. Юношу охватила паника, а он не понимал, в чём причина.
Тут раздалось тихое рычание, шедшее будто из головы, а не снаружи. Дрожа от страха, оруженосец обернулся и заставил себя поднять глаза.
Сердце замерло: прямо у входа в пещеру крадучись бродили жуткие, похожие на волков твари.
Казалось, самые страшные ночные кошмары стали реальностью. Около дюжины огромных косматых существ смотрели на оруженосца; в приоткрытых пастях виднелись ужасающие клыки, а в бездушных горящих глазах отражалось пламя преисподней. Они медленно передвигались в свете костра — орудия чудовищных горных духов, — и их густой мех, отражая пламя, светился пролитой кровью.
Следом за ними кралось огромное и более злое создание, не похожая на волка тварь, с готовностью разделившая такое соседство. Горбатое чудовище покрывала ядовитая щетина, а пара сверкающих глаз смотрели на охваченного ужасом жителя равнин с такой злобой, что оруженосец едва не потерял сознание от страха.
Но оцепенение тотчас испарилось, едва Гэп увидел, с каким холодным расчётом рассматривают эти глаза его спутников, выбирая себе жертву. Юноша бросился к ближайшему спальному мешку и стал испуганно трясти спящего.
— Просыпайтесь! Просыпайтесь! На нас напали! — кричал он.
Его пронзительный голос почти заглушил свирепый рык тварей. «Пел-Адан, — молился юноша, — избавь меня от этого ночного кошмара!»
В глубине пещеры мгновенно зашевелились; Болдх, даже ещё не до конца проснувшись, отбросил одеяло, вскочил на ноги и молниеносным движением выхватил боевой топор.
Следом вскочили Нибулус, Паулус, Мафусаил и Лесовик, сонно ища оружие. Гэп подскочил к своему господину, протянул ему Анферт и удрал в глубь пещеры. Только тогда зашевелились жрецы.
Ночь ожила и наполнилась страхом. Суматошные крики, лошадиное ржание из дальней ниши, лязг металла о камень эхом разнеслись по пещере, смешиваясь с лютым рыком, становящимся всё громче. Тошнотворный смрад разложения, как от переполненного могильника, исходил от горбатого монстра, что пришёл вместе с волкоподобными тварями. Сейчас это чудовище стояло на задних лапах и безумно «хохотало», а путники в панике наталкивались друг на друга.
Твари замерли, собираясь напасть: глаза излучали злобу, плечи напряжённо выгнулись. С невероятной быстротой они набросились на замешкавшихся людей. Крики боли и страха наполнили пещеру: кто-то попал в костер и разметал по полу горящие ветви, подняв столб искр и раскрасив стены яростным танцем пламени.
Битва длилась недолго, но что происходило в эти мгновения, вряд ли кто-то мог описать. Из всех путников только Гэп, наверное, видел всю картину, ведь он укрылся в дальнем углу.
