Гэп был ужасно подавлен случившимся, и это читалось на его лице. Оруженосец всегда видел в молчаливом Болдхе воплощение героизма, романтики и духа приключений, о которых так страстно мечтал. Теперь, когда странник бросил их, горечь разочарования охватила юношу.
«Вот тебе и герой...»
* * *
Они продолжали идти вперёд, словно ничего не случилось. Цель осталась той же, да и насущные проблемы нисколько не изменились. Даже безутешный Эппа остался с ними. В свои семьдесят лет он не надеялся в одиночку добраться до Нордвоза, если бы ему и посчастливилось найти обратный путь.
— Но я пойду с вами только до следующего города, — настаивал старый жрец. — Там я и стану доживать последние дни, смиренно ожидая Конца Бытия, который вскоре нас настигнет.
* * *
К ночи Болдх наткнулся на одинокую дорогу, уводящую на юго-запад, подальше от Северных Земель. Целый день он скакал без остановки, от злости доводя до изнеможения и себя, и лошадь. Теперь же, остановившись на ночь, он принялся размышлять над неожиданным поворотом событий, занёсшим его в эти безлюдные края — таким одиноким странник не чувствовал себя никогда прежде за все долгие годы путешествий.
Дома, ребёнком, он воображал, как радостно быть свободным; но позже очень удивился посетившим его во время первых путешествий печали, одиночеству и горечи разочарования. Хотя за многие годы странствий он привык быть перекати-полем и даже ощущал себя этаким легендарным героем-одиночкой, всё же тепло и поддержку дружеского плеча ничем не заменишь.
С самого начала было понятно, что такой конец неизбежен. В конце концов, разве иные его знакомства завершались иначе? Не важно, как легко и приятно было общаться со спутниками; не важно, сколько длилось путешествие и какими крепкими стали узы дружбы, — всё неизменно заканчивалось внезапным отъездом Болдха. И каждый раз в нем ломалось что-то важное.
— Никаких прощальных взглядов! — упрямо повторял себе странник. И даже странным образом начал гордиться подобным поведением.
Он провёл последние недели в компании так называемых искателей приключений, и всё это время они с трудом обеспечивали себя пищей. Стоило ему ускакать от них, как уже через час он поймал двух зайцев, трёх болотных птиц и насобирал ягод. Теперь ему хватит еды по меньшей мере на три дня. Насытившись, Болдх расслабленно грелся у костра: отныне он идёт своей дорогой, и никакие чужие люди не будут больше мешаться под ногами. Наконец-то один; и единственный верный друг — Женг. Гораздо лучше, чем вместе с этими религиозными фанатиками.
Какая приятная усталость!.. Подпихнув ногами веток в костёр, странник наслаждался тёплым светом. В голове проносились возможные варианты пути. На сей раз он двинется в знакомые места или края, которые подробно изучил по картам.
Дорога на запад непременно выведет его к пастушьим землям тассов. Он уже видел их прежде. Тассы — кочевые пастухи-великаны — могли повстречаться в любом уголке земли, достаточно обширном для огромных стад бизонов, лошадей, верблюдов или яков. Обычные люди избегали великанов из-за незнания их натуры и страха перед незнакомым. Зная же тассов достаточно хорошо, Болдх был уверен, что пересечь их земли можно в безопасности, главное уважать чужие обычаи и не лезть куда не просят.
За Пастушьими землями перед ним открывается три пути. Проще всего направиться на юг, через восточные склоны Когтистых гор и прямиком в пёструю, многонациональную Квиравию. Можно поехать на северо-восток, добраться до полуострова Фрэм и сесть там на корабль, держащий курс на столицу Эйлсфлёта. Или предпринять рискованное путешествие на юго-запад, вдоль реки, разделяющей Когтистые горы и Шпайнстит, а уже оттуда в Бенну, Бергалию, Релма-Файнд или любое другое государство на берегу Багрового моря. Какой бы путь он ни выбрал, дорога неизменно приближала его к родным землям...
«Перед свободным человеком лежат бесчисленные пути», — думал Болдх, затаптывая угли и укладываясь спать. Ему никто не нужен, он — волк-одиночка. Пастуху приходится думать о безопасности стада, ему же достаточно положиться на собственную изобретательность. «Больше я не поддамся на их жалкую слабость, потому что...»
Болдх глубоко вздохнул, и с губ сорвалось лёгкое облачко, поплывшее в холодном вечернем воздухе. Голова слишком устала от размышлений, уязвлённое самолюбие разъедало душу. К тому же он был не до конца честен с собой. Расставание со спутниками всегда сильнее расстраивало странника, нежели пребывание с ними. Ещё одна ночь, когда одиночество и тьма гложут исстрадавшийся разум.
* * *
Далеко на востоке бледные лучи солнца гасли, покидая негостеприимные Дождевые равнины. Вечерние тени накрывали болота и растворялись в серой пелене, уступая место опускавшемуся покрову тьмы. Перед неосторожными путешественниками лежала земля высокого тростника и шепчущейся меж одиноких холмов травы, земля поросших тиной топей. Теперь сюда мало кто забредал.
Давным-давно, когда хозяевами севера были торки, в этих краях росли деревья. Постепенно реки, изменив течение, стали разливаться и почти полностью затопили леса. Деревьев осталось крайне мало — жалкое напоминание об огромном лесе, умершем столетия назад. Одинокие стволы, серые и чахлые, обречённо цеплялись за жизнь. Поднятые к небу ветви, подобно пальцам скелетов, тщетно пытались ухватить холодный и равнодушный воздух, стремясь хоть ненадолго отсрочить смерть, засасывающую их в глубину.
Многие почти утонули, покрытые слизью стволы наполовину погрузились в трясину. Здесь больше не было сухой почвы. Деревья склонились над водой, и ветви покорно отдались в объятия бледно-зелёной тины, сосущей из них жизнь, чтобы потом навсегда утянуть в топь.
Мёртвая земля жаловала только ползучих паразитов. Земля, избегаемая людьми и любыми тварями, кроме тех, что пресмыкались. Земля зловония и липкого тумана, обволакивающего всё вокруг.
Именно в этот унылый, тонущий, умирающий край вступили путники. Им не удалось найти столь желанную дорогу, «широкую дорогу... построенную на дамбе... коя ведёт прямиком» через болота. Хотя Нибулус готов был поклясться, что однажды заметил вдалеке одинокую человеческую фигуру, им так и не встретилось ни души.
Медленно ехали они один за другим, смея ступать только туда, где прошёл Лесовик. Все чувствовали влияние края волшебного народца — ни земля, ни вода, а что-то посередине: стоит сделать один неверный шаг — и он их поглотит безвозвратно. Сумрак застил глаза. Только испуганное ржание лошадей да глухое чавканье копыт нарушало окружающую могильную тишь.
Одинокие деревья смутно прорисовывались во тьме. Оруженосец испуганно распахнул глаза, поначалу приняв деревья за молчаливых неподвижных тассов, которые хотят на них напасть и убить. Лишь подойдя поближе, юноша смог рассмотреть деревья сквозь туман. Холодные капли влаги сочились с коры в тёмную воду, словно гниющая плоть. Время от времени наполовину затопленные, покрытые слизью ветви вырывались из трясины, распространяя гнилостный запах давно умершей древесной плоти.
