Кровь резко прилила к голове, тошнота усилилась. Странник пошатнулся, сильно ударившись о стену шахты. Вытянув свободную руку, он опёрся о камень, пытаясь унять дрожь в ногах и головокружение. Медленный вдох... выдох, вдох... выдох.
«Я не мог быть без сознания долго», — решил Болдх, глядя на факел и стараясь представить прохладный лиственный лес и сверкающие водопады. Обычно это помогало. Вскоре он заметил, даже скорей почувствовал, как струйки ледяной воды, стекающие по стенам, сочатся у него меж пальцев. Шум в голове почти стих.
«Хогеровский эль! Пусть запихнут свой секретный рецепт прямо себе в задницы!»
Дыхательные упражнения помогли, и ноги перестали дрожать. Болдх наконец-то смог уверенно выпрямиться и, всматриваясь в окружавшую его тьму, решил изучить всё вокруг как можно быстрее. Факел давал совсем мало света, поэтому полагаться больше приходилось на слух.
— Глупец! — пробормотал он, обследуя шахту. Когда слишком долго путешествуешь в компании, обязательно возникают подобные проблемы. Болдх ненавидел опьянение, ненавидел тошноту, ненавидел дурман в голове и вялость в теле; выпивка заставляет вести себя глупо, словно ты подросток, впервые отведавший вина.
А особенно он ненавидел, что выпивка развязывает язык, и любой способен заглянуть прямо в душу. Вот это настоящая проблема. Он так отвык от компании, что, проводя много времени с людьми, рисковал выставить себя дураком.
Теперь он снова трезв, а значит, пора заняться поисками всерьёз.
Вскоре Болдх понял, что в тёмных проходах шахты факел был практически бесполезен. Если держать его перед собой, то скудный свет ничего почти не освещает и лишь слепит глаза, а поднять его над головой не получалось — потолок был слишком низкий. Странник попытался держать факел за головой, немного сбоку, но тогда было очень неудобно идти, к тому же огонь едва не подпалил накидку из оленьей кожи. Проклиная всё на свете, Болдх решил двигаться на ощупь.
Пахло здесь ужасно. Вонь помоев и мочи вынуждала в отвращении заткнуть нос. Ему приходилось бывать на самых грязных задворках, но те по крайней мере были на открытом воздухе, а не в пятидесяти футах под землёй. Здесь воняло, как на самом нижнем ярусе Кваладмира, где даже прокажённые ходили в повязках, чтобы как-то спастись от зловония...
«Пятьдесят футов под землёй!» Сердце стиснула железная рука страха. Болдх не любил пещер и в лучшие времена, а когда ты в ловушке, и вокруг один камень — что может быть хуже! Ему стали слышаться крики мужчин и детей, плеск волн... и нечто ещё более страшное...
Такое с ним уже случалось. Бывали случаи, когда страх перед пещерами накрывал с головой. Болдх не понимал, откуда он взялся, и не хотел его признавать.
Ещё несколько глубоких вдохов — главное, контролировать ситуацию и не терять самообладания.
И вновь странник заставил себя сосредоточиться на поисках. Он внимательно изучал стены, пол, потолок. Какая грязь! Кроме проржавевших и рассыпавшихся инструментов рудокопов, на полу валялись обломки осыпавшейся породы, трухлявые доски и выброшенная жителями утварь, а время от времени попадались остатки скелетов: то рука, то череп, то рёбра. Были они человеческими или нет, Болдх старался не думать. И среди всего этого — лужи вонючей маслянистой воды, которые странник уже видел прежде в шахте, сразу после гибели Ним Кэдог.
Болдх с осторожностью пробирался вперёд. Скорее всего эта часть шахты, самая близкая к поверхности, служила убежищем для преступников, бродяг, пьяниц и других отбросов. Уж не был ли вор, укравший его топор, из людей такого сорта?
Через некоторое время странник упёрся в глухую стену. Проход резко обрывался, заваленный огромным куском скалы. Болдх поднёс факел вплотную и внимательно изучил поверхность — никаких следов. Похоже, здесь никого не было уже многие годы.
Странник вздохнул. Возможно, грабитель вообще сюда не спускался. К тому же он сам вполне мог пропустить какой-нибудь боковой проход. Нужно проверить...
Болдх резко развернулся и инстинктивно попытался схватиться за топор, которого не было. Он пристально вглядывался во тьму, сердце бешено бухало в груди.
«Описаться мне на месте, что это?..» Почему он вдруг так напрягся? Ведь ничего не слышно, совсем ничего... И всё же он почувствовал что-то злобное прямо за спиной. Странник сверлил взглядом тьму, страстно желая видеть дальше, чем позволял жалкий свет тлеющей в руке головешки.
Волосы на затылке встали дыбом, словно у ощетинившегося зверя Он по-прежнему ничего не различал, но что-то заставило его вздрогнуть и обернуться...
Болдх потёр шею влажной рукой. Это старая страшная яма так действует на него. Только игра воображения. Да, он напуган, сильно напуган, но теперь ему удалось загнать свой страх поглубже. В любом случае, он не задержится здесь ни на секунду: факел вот-вот зашипит и погаснет, а застрять в чёртовой яме без света совсем не хотелось. Если здесь и были какие-то боковые проходы, то он вполне сможет найти их на обратном пути.
Болдх двинулся назад, изо всех сил сопротивляясь подступившей панике. Он уже почти достиг того места, где ствол шахты шел наверх, когда увидел другой проход — маленькое боковое отверстие не выше четырёх футов уводило резко вниз, в кромешную тьму. Исходящее оттуда зловоние было ещё ужасней, словно там кто-то притаился. Болдх чувствовал некую ауру, едва ли не приказывающую ему отступить.
И всё же странник не оказался бы здесь, прислушайся он к своим чувствам. Если бы страхи могли остановить Болдха, он бы, наверное, никогда не покинул Моэль-Брина. Со свойственным ему упрямством странник решил проверить новый проход.
Он нагнулся и вошёл в него.
И в тот же миг осознал ошибочность принятого решения. Каждая частичка его души кричала: повернись и беги прочь из этого забытого богом места! Здесь притаилось чудовищное зло, тьма, которая не терпит жизни!
Проход вёл к средоточию этого зла, и Болдх постепенно приближался к нему.
Он замедлил шаг и стал с большей осторожностью выбирать путь. Чтобы бы там внизу ни ждало его, странник не хотел рухнуть прямиком в ужасные объятия. Одной рукой он опирался о стену, изо всех сил тараща глаза.
Каждое движение тут же отдавалось вдалеке. Болдх прислушался: его встревожило, что в таком ограниченном пространстве, где все звуки умирают, появилось эхо. Однако, двигаясь дальше, он вскоре заметил — отзвуки шагов звучали иначе, они были гораздо менее осторожными и размеренными, чем его поступь.
Болдх остановился. Звуки шагов стихли, но эхо осталось — чинг, чинг, чинг... Сердце в страхе забилось сильнее, голова закружилась от прилившей крови. Тут он услышал голоса — такие тихие, что поначалу даже не был уверен, голоса это или его собственное дыхание.
Нет, всё-таки голоса. Пронзительные, леденящие кровь, смеющиеся и напевающие жуткие песни, едва слышные за постукиванием кирок. Они раздавались отовсюду — издалека, словно шли из глубин самой скалы. Или же из воспоминаний — эхо далёкого прошлого.
