– Встань и иди к двери. – Голос подходил ей. Она и сама была тонкая и гибкая, как хлыст. Только вся какая-то бесцветная. Матушка Сиза, наша кухарка, называла таких «бледная немочь». – Ты понимаешь меня? – Серый взгляд добрался до моего лица, я утвердительно опустил веки, да так и не стал их поднимать.
– Говорю вам, миледи, что хошь с ним сейчас делай – не встанет. Вчера, еще до того, как ваша арчейка явилась…
– Она не моя, – презрительно поправила леди.
– Конечно, конечно, я не так выразился. В общем, еще до ее появления бедняга уже был пьян в стельку. А уж как она начала его обхаживать, так еще три кувшина крепленого ушло. Так что…
– Поднимите его, – перебила владелица платья-состояния.
Рассказчик сбился, потом засуетился: «Да-да… Сейчас…» Снова прогрохотали шаги по полу, и я почувствовал, как меня за грудки, а потом и под руки приводят в вертикальное положение. Даже перед закрытыми глазами все поплыло, закружилось в тошнотном танце, желудок приготовился избавиться от остатков вчерашнего ужина. Если только я ужинал…
– Это ты – смертник? – донеслось сквозь рвотную болтанку.
Загнанная алкоголем на выселки сознания боль, вынырнув, впилась когтями в грудь. Тошнота непонятным образом исчезла, и большая часть хмеля вместе с ней. Теперь я открыл глаза вполне осмысленно; да, это я – смертник. Впрочем, говорить я ничего не стал, а лишь по-новому взглянул на привязчивую даму. Не такая уж и высокая… И только тут дошло, что передо мной не человек. Нет, фея была похожа не на хлыст, а на клинок, стальной эльфийский клинок, как тот, что болтался у нее за плечом.
– Твоя подпись, смертник? – Эльфийка раскатала передо мной пергаментный свиток. В конце, над печатью, я рассмотрел что-то похожее на собственный росчерк, впрочем, очень и очень отдаленно.
– Возможно, – пробурчал я, припоминая рыжую вербовщицу, так ловко окрутившую меня вчера в этом дрянном трактиришке. Кажется, я даже рассказал ей про печать. С трудом ворочая глазами, покосился на левое плечо; так и есть, рукав наполовину закатан – не иначе демонстрировал проныре свое приобретение.
– Тогда приди в себя и следуй за мной.
«А это, значит, и есть мой наниматель. Что бишь говорила Рыжая? Караван в Гномьи Горы? Странно, что вчера это название меня не отрезвило». Но тут же вспомнилось, что легендарные опасности Гномьих Гор для меня, свесившего одну ногу (или следует говорить – руку?) за Край, значения не имеют. Я умру, так и не узнав, реальные они или вымышленные. В груди опять тоскливо заныло; кажется, я даже пожалел, что не увижу проклятые путешественниками всего мира места. В любом случае, идти вслед за надменной феей я не собирался; может, только до стойки, за еще одним кувшином. В поясном кармане должна была остаться пара монет…
– Выполняй приказ, смертник!
И она таки допекла меня. Мертвые не испытывают неприязни, но бледная леди сумела напомнить об общечеловеческой ненависти к перворожденным.
– А то что? – стараясь удержаться на ногах и придать себе подобие независимого вида, спросил я. Что можно сделать мне, парню, отмеченному печатью смерти, который ожидает только момента, когда Бездна разделит два края полуночи? Ничего. Все уже сделал шесть дней назад беглый висельник.
Но оказывается, нет, эльфийская ведьма, наверное умела причинять боль даже покойникам. А я все же еще был жив. Пока.
Невидимые пальцы разом надавили на оба моих глаза, вжимая в череп глазные яблоки. Боль оказалась страшной. Я упал на колени, пытаясь закрыть лицо руками, но таким способом, конечно, не спасешься от заклятия. Когда решил, что проще самому вырвать глаза, чем терпеть муку, – все внезапно кончилось.
– Встань и иди за мной, – в третий раз приказал стальной голос, и на этот раз я не посмел ослушаться. Кое-как поднявшись, шатаясь из стороны в сторону, поплелся вслед за эльфийкой. У двери к нам присоединился мужчина лет на пять старше меня, но значительно проигрывавший в росте. Судя по костюму и обуви, этот давно был на мели. Понятно, чем могла соблазнить его Рыжая.
На улице было пасмурно и сыро. Новый год начался с дождей. После жаркого трактира пробирало до костей. Я, как мог, запахнул кафтан, автоматически отметив многочисленные жирные и винные пятна на груди. Не оправившийся от двойного удара по голове – сначала алкогольного, потом магического, мозг пребывал в состоянии прострации. Прямо у выхода из кабака стояла громоздкая деревянная карета, напоминавшая тюремную. Окно было закрыто частым переплетом из досок. Внутри оказалось не теплее, чем на улице. Я рухнул на скамью рядом с каким-то помятым забулдыгой. Возница щелкнул поводьями, прикрикнул на лошадей. Нанимательница либо устроилась с ним на козлах, либо воспользовалась другим транспортным средством. Чудовищный дормез, медленно протащившись через полгорода, остановился в Портовом районе. Я не следил за маршрутом, мелькание зданий в окне плохо влияло на отравленный организм, но, чтобы узнать пристань и доки, не надо даже знать город. Каменный пирс узким языком вывалился в залив. По бокам гнилыми черными зубами торчали поставленные зимовать на приколе шхуны. Паруса зарифлены и убраны в чехлы, неопрятные мачты щерятся в тускло-серое небо Из кареты нас выгрузилось полдюжины человек, за время поездки все окончательно промерзли, но я не стал, подобно своим спутникам, разогреваться приседаниями и притоптываниями. Вязкая апатия, сковывавшая душу и тело, вернулась, нашептывая, что любые действия в моем положении лишены смысла и нет резона возвращать жизнь окоченевшим членам, коль скоро их ждет могильный холод.
Снова появилась Серебряная леди, коротко приказала следовать за собой. Мы потопали, как стадо баранов за вожаком. Топкий берег в районе пристани был укреплен сваями, часть портовой набережной одета каменными плитами, левый мыс, отделявший бухту от моря, порос лесом, на правом громоздился форт, где я неделю назад собирался топиться. Пока ковыляли по пирсу, несколько раз глянул на плещущуюся по обеим сторонам черную воду, но желания погрузиться в нее так и не возникло. В самом конце была причалена видавшая виды паровая баржа, из покосившихся труб сочился черный дымок, установленные в задней части винты бездействовали. Фея взошла по подгнившим сходням на борт, дождалась, пока мимо протащится вся наша компания.
– Теперь все, – сообщила поднявшемуся на мостик рыжебородому коротышке. Судя по зеленой зюйдвестке, тот был моряком, как и появившиеся на палубе три малых с очень похожими бородами.
– Давайте, ребята, в трюм, – пригласил шкипер. Его подручные мигом откинули дощатый люк в носовой части палубы. Снизу дохнуло теплом и специфическим запахом раскаленного кокса.
Без лишних разговоров мы спустились в темное брюхо корабля. Здесь и впрямь было жарко. Огромная, обложенная кирпичом печь светилась двумя жерлами-глазницами, заслонки откинуты, внутри пылал красный огонь, пожирая каменный уголь. Гора топлива громоздилась вдоль обоих бортов судна, лишь в дальнем конце деревянная перегородка отделяла часть трюма, предназначенную Для перевозки людей и груза. Две трубы вели из топки в потолок. Механизм, приводящий винты в движение, очевидно, был установлен где-то еще.
