Карлайл горько улыбнулся.
– Практически все, кто вложил деньги в приобретение трущоб и имел возможность грести огромные доходы, сдавая по одной комнате на семью, а иной раз даже на две или три семьи. – Он скривился. – Или сдавал помещения под мастерские с потогонной системой труда, пивнушки, бордели, даже опиекурильни. Очень доходное дело. Вы очень удивились бы, узнав, какие люди делают таким образом огромные деньги.
– И чем же миссис Шоу им угрожала? – спросила Веспасия. – Чего именно она добивалась и какие меры предпринимала в этой связи? Или, возможно, следовало бы спросить, какие реальные цели она преследовала?
– Она хотела таким образом изменить закон, чтобы имена владельцев подобных заведений нетрудно было бы узнать, чтобы они не скрывались за разными компаниями или адвокатами, оставаясь в буквальном смысле анонимными.
– А разве не лучше было бы подготовить какой-нибудь закон касательно норм расселения и санитарии? – рассудительно осведомилась Эмили.
Карлайл рассмеялся.
– Если ограничить число проживающих в одной комнате, то количество людей на улице увеличится еще больше. И как полиция будет потом с этим справляться?
– Ох!..
– И вам ни за что не провести в парламенте закон о нормах санитарии. – Тон его голоса стал жестче. – Люди во власти склонны полагать, что бедные имеют те санитарно-гигиенические условия, которых заслуживают, и если дать им что-то получше, то через месяц они доведут все это до прежнего состояния. Им гораздо проще наслаждаться собственными удобствами и роскошью, не испытывая никаких угрызений совести. Но даже при всем при этом подобное начинание потребовало бы миллионы фунтов…
– Но каждый отдельный владелец… – начала спорить Эмили. – У них же имеются миллионы. По крайней мере, с течением времени…
– Такой закон никогда не пройдет через парламент. – Карлайл улыбнулся при этих словах, но в глазах его стоял гнев, а руки сжались в кулаки. – Вы забываете, кто там голосует.
Эмили снова ничего не сказала. В стране действуют всего две политические партии, имеющие возможность формировать правительство, и ни одна из них не станет просто так поддерживать подобный закон; женщины не имеют права голоса, бедные плохо организованы и по большей части неграмотны. Все понятно и без лишних слов.
Карлайл чуть кашлянул, и это прозвучало почти как смешок.
– Вот поэтому миссис Шоу и пыталась создать такие возможности, чтобы имена владельцев подобных заведений было нетрудно выяснить. Если бы они стали достоянием широкой публики, общественное мнение оказалось бы гораздо сильнее, нежели любой закон.
– Но разве общественное мнение создают не те же самые люди, что голосуют? – спросила Шарлотта.
Однако, уже говоря это, она осознала, что дело обстоит совсем не так. Женщины в голосовании не участвовали, а большая часть общества, как бы это ни было незаметно, тем или иным образом управлялась именно женщинами. Мужчины могли делать все, что угодно, если умели сохранить это в тайне, даже предаваться порокам, о которых никогда не стали бы сообщать друзьям. Но на публике и в спокойствии своего домашнего очага они всегда будут осуждать подобные оскорбления общественной морали, самой сути цивилизованного общества.
Карлайл заметил по ее лицу, что она уже все поняла, и не стал пускаться в дальнейшие разъяснения.
– Как близко к сердцу миссис Шоу принимала эти проблемы! – тихо сказала Веспасия. – Наверное, она нажила себе немало врагов?
– Да, были такие… опасения, – согласился Сомерсет. – Но я не думаю, что она успела добиться каких-то реальных успехов, чтобы вызвать чье-то беспокойство.
– А могла бы, если б осталась в живых? – спросила Шарлотта очень напряженным и серьезным тоном.
Она вдруг обнаружила, что очень сожалеет о смерти Клеменси Шоу, и не только обычной жалостью постороннего человека по поводу любой смерти, но и потому, что никогда с нею не встречалась, а чем больше о ней узнавала, тем сильнее подозревала, что миссис Шоу ей очень понравилась бы.
Карлайл задумался на минутку, прежде чем ответить. Для пустых комплиментов момент был малоподходящий. Он достаточно хорошо разбирался в политической жизни и знал, что такое власть финансовых интересов, да и сам не раз соприкасался с убийствами на этой почве, так что не исключал такой возможности, что Клеменси Шоу уничтожили с помощью поджога, чтобы не дать ей продолжать этот ее крестовый поход за справедливостью, каким бы невероятным ни казалось то, что ей удастся изменить закон или воздействовать на общественное мнение.
Шарлотта, Эмили и Веспасия молча ждали.
– Да, – наконец сказал он. – Это была выдающаяся женщина. Она страстно верила в правоту того дела, которым занималась, а подобная честность и прямота нередко подвигают людей на свершения, недоступные при обычных логических поступках. Никакого лицемерия, никакого ханжества в ней не было, никакого… – Карлайл чуть нахмурился, ища подходящее слово, чтобы передать то впечатление, которое на него произвела эта женщина, с которой он встречался и беседовал всего два раза и которая тем не менее оставила в его душе неизгладимый след. – Она ничего не хотела для себя, но всем сердцем стремилась облегчить участь людей, мучающихся в грязных и переполненных жилищах.
Он заметил, как поморщилась Веспасия, и понял, что это скорее жалость, нежели отвращение.
– Миссис Шоу ненавидела трущобы и их хозяев; она их так презирала, что это могло бы заставить вас чувствовать вину за то, что вы имеете крышу над головой. – Сомерсет неуклюже улыбнулся; улыбка выглядела совершенно очаровательно на его скривившемся лице. – Мне очень жаль, что она погибла. Такое горе! – Он обернулся к Шарлотте: – Как я понимаю, Томас расследует это дело, именно поэтому вам о нем известно?
– Да.
– И вы намерены вмешаться? Влезть в это дело? – Последнее замечание было адресовано всем трем женщинам.
Веспасия недовольно засопела – ей не слишком понравился его выбор слов, – но не стала возражать против сути.
– Вы могли бы выразиться более удачно, – заметила она, чуть приподняв плечи.
– Да, намерены, – прямо ответила ему Эмили. В отличие от Клеменси Шоу она пока еще только искала себе достойное занятие, но это вовсе не означало, что она не может заниматься таким делом хорошо, с полной самоотдачей. – Правда, я пока что не знаю, с чего начать.
– Хорошо. – У Карлайла не оставалось никаких сомнений. – Если я могу чем-то помочь, пожалуйста, обращайтесь. Я всегда восхищался Клеменси Шоу. И намерен добиваться, чтобы тот, кто ее убил, гнил заживо на каторге – в каменоломнях или в подобных им местах.
– Его повесят, – резко бросила Веспасия. Она знала, что Карлайл не одобряет смертную казнь через повешение: это было, как он считал, слишком бесчеловечное наказание, к тому же при этом допускалось слишком много ошибок. Она и сама так считала, но оставалась при этом реалисткой.
