– Ничего я не знаю, – хрипло сказал Бердин – его легкие сильно пострадали от дыма. – Я ничего не видел и ничего не слышал, пока Дженни не начала орать и визжать. Дженни – это наша горничная. Ее спальня ближе всего к хозяйским апартаментам.
– Мы и не думаем, что вы видели, как начался пожар. – Питт старался говорить ободряющим тоном. – Или что заметили что-то странное. Но у вас могут оказаться – если вспомните – какие-нибудь сведения, которые могут быть важными, возможно, когда их сопоставят с другой информацией. Могу я задать вам несколько вопросов? – Это был лишь вежливый подход – получить такое разрешение, – но дворецкий был по-прежнему в шоковом состоянии, и ему было больно.
– Конечно. – Голос Бердина упал до хриплого карканья. – Я уже думал над этим, крутил и вертел в мозгах разные соображения. – Его лицо собралось складками от этого усилия. – Но не помню ничего странного, совершенно ничего. Все было совсем как… – Тут у него словно воздух застрял в горле, и он начал кашлять, снова потревожив едва поджившие ожоги в легких.
Питт немного сконфузился, даже запаниковал, когда лицо мужчины посинело от прилива крови, от усилий глотнуть воздуху, а из глаз потекли слезы. Он огляделся по сторонам, надеясь позвать кого-то на помощь, но никого не увидел. Потом заметил на столике в углу кувшин с водой и неуклюже, в спешке налил воды в чашку. Обнял Бердина за плечи, приподнял и поднес ему чашку к губам. Тот сперва поперхнулся, закашлялся, обрызгав всего себя спереди, но потом немного воды все же просочилось ему в горящее, воспаленное горло и остудило его. Боль утихла, и он, обессиленный, откинулся назад. Было жестоко и бессмысленно требовать, чтобы он продолжал отвечать. Но вопросы требовали ответов, и их нужно было задать.
– Ничего не говорите, – твердо сказал Питт. – Поверните руку ладонью вверх, если хотите сказать «да», и ладонью вниз, если «нет».
Бердин слабо улыбнулся и поднял руку ладонью вверх.
– Хорошо. Кто-нибудь приходил к доктору домой в тот день помимо его обычных назначенных больных?
Ладонь вверх.
– Торговцы или бизнесмены?
Ладонь вниз.
– Личные знакомые?
Ладонь боком.
– Кто-то из семьи?
Ладонь вверх.
– Сестры Уорлингэм?
Ладонь вниз, очень отчетливо.
– Мистер или миссис Хэтч?
Ладонь вверх.
– Миссис Хэтч?
Ладонь вниз.
– Мистер Хэтч? Может, имела место ссора, разговор на повышенных тонах, неприятные высказывания? – Хотя Питт не представлял себе причин, которые могли бы превратить темпераментный обмен мнениями в убийство.
Бердин чуть пожал плечами и повернул ладонь боком.
– Ничего сверх обычного? – догадался Томас.
Бердин улыбнулся, и в его глазах мелькнуло нечто похожее на юмористическое выражение, но потом дворецкий снова пожал плечами. Он не знал.
– Кто-нибудь еще приходил?
Ладонь вверх.
– Местный?
Ладонь вверх и чуть выше.
– Сосед? Мистер Линдси?
Лицо Бердина расплылось в улыбке, ладонь осталась обращенной вверх.
– Кто-нибудь еще, кого вы знаете?
Ладонь вниз.
Питт подумал было спросить, не было ли почты, которая могла оказаться необычной или представлять интерес, но что бы это такое могло быть? И как можно это определить?
– По виду доктора Шоу в тот день можно было понять, что он чем-то озабочен или обеспокоен?
Ладонь вниз, но неуверенно, она повисла над постелью.
Питт решил высказать догадку, исходя из того, что он узнал о темпераменте Шоу.
– Он злился? Негодовал на что-то?
Рука быстро повернулась ладонью вверх.
– Спасибо, мистер Бердин. Если вспомните еще что-нибудь – разговоры, письма, необычные приготовления, – пожалуйста, сообщите персоналу и запишите на листке бумаги. Я немедленно явлюсь к вам. Надеюсь, вы быстро поправитесь.
Дворецкий улыбнулся и закрыл глаза. Даже это небольшое усилие его здорово утомило.
Питт вышел, злясь на себя за причиненную боль и собственное бессилие, поскольку ничего не мог с этим поделать, ничем не мог помочь, да и узнал он очень немногое, что могло бы пригодиться. Как он представлял себе, Шоу и Хэтч могли ссориться и ругаться достаточно часто, поскольку их взгляды и мнения были диаметрально противоположны. Вне всяких сомнений, любой вопрос они рассматривали с противоположных позиций.
Кухарка доктора Шоу была в гораздо менее критическом состоянии, так что Томас покинул больницу, взял кеб и поехал вниз по Хайгейт-райз и через Холлоуэй по направлению к Севен-Систерз-роуд, к дому ее родственников, где она нашла приют. Адрес ему сообщил Мёрдо. Дом оказался маленьким, опрятным и ветхим, точно таким, каким он и ожидал его увидеть, и внутрь его впустили с неудовольствием, только после продолжительных пререканий.
Кухарку он обнаружил сидящей на постели в самой лучшей спальне дома, всю завернутую в покрывала, скорее ввиду непристойности того, что ее посещает незнакомый мужчина, нежели для защиты от холода. У нее обгорела одна рука, и еще она потеряла часть волос, отчего выглядела какой-то скособоченной и ощипанной; если бы не эта трагедия, женщина выглядела бы даже забавно и смешно. А в такой ситуации Питту было очень трудно сохранять на лице серьезное выражение.
Ее родственница, племянница, вся кипя от раздражения и негодования, упорно и назойливо оставалась в комнате.
– Миссис Бэббедж? – начал Питт. Всех кухарок всегда именовали «миссис», независимо от того, были они замужем или нет.
Она с тревогой посмотрела на него, и ее ладонь взлетела ко рту, подавляя вскрик.
– Я не причиню вам никакого вреда, миссис Бэббедж…
– Хто вы такой? Чиво вам нада? Я вас ни знаю. – Она нагнулась вперед, словно его присутствие грозило ей физической опасностью.
Томас быстро сел на маленький стул, стоявший прямо позади него, и попытался ее успокоить. Она была явно все еще под воздействием сильного шока, скорее эмоционального, чем от полученных ожогов, которые, по всей видимости, были незначительными.
– Я инспектор Питт, – сказал он, представляясь и избегая при этом слова «полиция». Томас отлично знал, как слуги из респектабельных домов не любят даже малейших упоминаний о преступлениях и терпеть не могут общаться с полицией. – Это мой долг – сделать все, чтобы выяснить, как начался пожар.
– Ток’ ни у меня в кухне! – заявила она столь громким голосом, что испугала свою племянницу, которая охнула и с шумом вдохнула. – Ни удумайти обвинять мине или Дорис! Уж я-то знаю, как обращацца с плитой. Никада у мине даже уголек из ние ни выпадал, никада! Ни гаваря уж о том, чтоб поджечь наш дом!
