Тем не менее она предложила Шарлотте свое черное платье. Оно, несомненно, соответствовало прошлогодней моде, но все же было очень красиво – черный бархат, расшитый узорами в виде листьев и папоротников на груди и по подолу юбки. На спине имелась нашивка с названием самого фешенебельного модельного дома Европы – «Мэзон Уорт».
Боже, благослови Эмили!
Также ею было предложено воспользоваться ее экипажем, так что Шарлотте не нужно было нанимать карету или ехать омнибусом до Кейтер-стрит и далее в одной карете с Кэролайн и бабушкой.
Шарлотта поделилась с Питтом крохами сегодняшней информации, а также носившими самый общий характер впечатлениями от посещения сестер Уорлингэм.
Томас сидел в кресле в гостиной возле камина, вытянув ноги на его решетку, и полуприкрытыми глазами смотрел на языки пламени, плясавшего в его чреве.
– Я поеду на похороны, – добавила Шарлотта таким тоном, в котором звучала твердая решимость, но и оставалось место для возражений, если у него таковые возникнут, – но не потому, что она ожидала, что они возникнут, а по соображениям чисто политическим.
Муж поднял взгляд, и насколько она могла понять в отблесках пламени, его глаза заблестели, а их выражение скорее говорило о его терпимости и даже о некоем потаенном интересе, интересе заговорщика.
– Я в некотором отношении буду в более выгодном положении, чем ты, чтобы вести какие-то наблюдения, – продолжала Шарлотта. – В конце концов, для большинства присутствующих я буду всего лишь еще одной плакальщицей, и они наверняка решат, что я пришла просто попечалиться – что вообще-то так и есть: чем больше я узнаю о Клеменси Шоу, тем более горько оплакиваю ее гибель. Тогда как те, кто знает тебя, будут думать только о полиции и все время помнить, что это было убийство и что впереди их всех ждет много чрезвычайно неприятного, если не трагического.
– Нет нужды меня так уж убеждать, – заметил Томас с улыбкой, и Шарлотта поняла, что он чуть-чуть над нею подсмеивается. Напряжение покинуло ее, и она откинулась на спинку кресла, вытянув ногу и коснувшись его носком.
– Спасибо.
– Будь осторожна, – предупредил Питт. – Помни, что это не просто горе, это еще и убийство.
– Буду, – пообещала она. – Я поеду в экипаже Эмили.
Он улыбнулся:
– Ну конечно.
Шарлотта оказалась далеко не первой из приехавших. Когда она вышла из кареты – с помощью лакея Эмили, – то сразу увидела Джозайю и Пруденс Хэтч, проходивших через ворота и направлявшихся ко входу в ризницу. Оба они, как и следовало ожидать, были одеты в черное; Джозайя держал шляпу в руке, и холодный ветер трепал ему волосы. Они шли рядышком, глядя прямо перед собой и держа спины очень прямо. Даже глядя на них сзади, Шарлотта могла уверенно сказать, что они только что поссорились и теперь как бы злобно отгородились друг от друга, укрывшись каждый в свой кокон.
Когда Шарлотта пересекала улицу, еще дальше, впереди них, в двери прошел Альфред Латтеруорт, один. Флора либо вообще не приехала, либо прибыла в сопровождении кого-то другого. Шарлотта удивилась – в этом было что-то необычное. Придется выяснить, что послужило тому причиной – выяснить, конечно, так незаметно, насколько это возможно.
В дверях ее приветствовал младший священник, молодой, моложе тридцати, тощий, с довольно приятным, милым лицом, но со столь оживленным и озабоченным выражением на нем, что она тут же расположилась к нему всей душой.
– Доброе утро, мадам. – Он говорил тихо и спокойно, без всякой аффектации и преувеличенного почтения, которое она всегда считала более делом показушным, нежели признаком искренности. – Где бы вы хотели сидеть? Вы одна или ждете еще кого-то?
У Шарлотты мелькнула мысль заявить, что она приехала одна, но она подавила это искушение.
– Я ожидаю приезда моих матушки и бабушки…
Он ввел ее внутрь.
– Тогда, может быть, вам будет удобно вот здесь, на этих скамьях справа? Вы были хорошо знакомы с миссис Шоу? – Вопрос был совершенно невинный, а его лицо отражало такое искреннее горе, что это снимало любые подозрения.
– Нет, – ответила она совершенно честно. – Я знала ее только понаслышке, но все, что я о ней слышала, лишь заставило меня еще больше ею восхищаться. – Шарлотта заметила удивление, появившееся в глазах священника, и поспешила пояснить свои слова, причем настолько подробно, что даже сама поразилась: – Мой муж возглавляет расследование причин пожара. Я заинтересовалась этим, а потом узнала от одного своего друга – он член Парламента – о борьбе миссис Шоу против эксплуатации бедных. Сама она из скромности очень мало об этом рассказывала, но она обладала и смелостью, и умением сочувствовать, и в весьма значительной степени. И мне захотелось приехать, чтобы выразить свое уважение…
Она вдруг замолчала, видя выражение искренней печали на его лице. Священник и в самом деле был гораздо более опечален и огорчен, нежели любая из теток Клеменси или ее сестра, когда Шарлотта посетила их двумя днями раньше.
Он с трудом справился со своими чувствами и не стал извиняться – и этим понравился ей еще больше. С чего бы это человеку извиняться за проявление горя и печали на похоронах? Священник молча провел ее к ряду скамеек, посмотрел ей в глаза таким взглядом, к которому уже не нужно было прилагать никаких слов, и вернулся к дверям, высоко подняв голову.
Он подошел к ним как раз вовремя, чтобы встретить Сомерсета Карлайла, который выглядел каким-то исхудавшим и даже несколько усталым, и тетушку Веспасию в роскошном черном одеянии и шляпке, украшенной перьями скопы, приколотыми удивительно красиво. Покрой ее черного парадного платья из шелка и баратеи лишь подчеркивал ее высокий рост и элегантную осанку. Покрой был асимметричный, что в этом сезоне было последним писком моды. В руке у нее была трость эбенового дерева с серебряным набалдашником, но она на нее не опиралась. Веспасия накоротке переговорила со священником, объяснила, кто она такая, но не почему решила приехать, после чего проследовала мимо него с великой важностью, достала лорнет и стала изучать внутренность церкви. Через секунду леди Камминг-Гульд заметила Шарлотту и тут же потеряла интерес ко всему остальному. Она взяла под руку Сомерсета Карлайла и велела ему проводить ее к тому ряду скамей, где сидела Шарлотта, перекрыв таким образом дорогу туда Кэролайн и бабушке, когда те вошли в церковь минуту спустя.
Шарлотта не стала ничего объяснять. Она просто улыбнулась и тут же наклонила голову, притворившись, что молится, – чтобы скрыть улыбку. А когда через несколько минут снова ее подняла, то увидела сразу впереди себя седую голову Эймоса Линдси, а рядом с ним – Стивена Шоу. Она вполне могла себе представить, какая буря эмоций бушует сейчас у него в душе, когда он увидел возбужденного Гектора Клитриджа, бегающего и размахивающего руками, словно подбитая ворона. Его жена была в красивом и вполне приличном платье; она сидела в первом ряду, пытаясь успокоить супруга, то и дело улыбаясь, и, судя по виду, вполне владела собой. Орган играл что-то медленное – либо потому, что органистка считала это самой подходящей по темпу музыкой для похорон, либо просто не смогла найти другие ноты. В результате возникало ощущение какой-то неопределенности и потери ритма.
