– И тем не менее я хотела бы попытаться, – продолжала настаивать она.
– Миссис Питт, – мягко сказал он. – Я почти ничего не могу вам сообщить, разве только то, что Клеменси активно стремилась изменить, реформировать некоторые законы. Да и вообще, как я полагаю, эта проблема заботила ее более всего. – Его лицо чуть сморщилось. – Но если, как я сильно подозреваю, вы на самом деле стремитесь выяснить, кто устроил пожар в моем доме, таким путем вы ничего не добьетесь. Это мне было предназначено погибнуть в огне, равно как и в том пожаре, в котором погиб бедный Эймос.
Шарлотте было страшно его жалко, но одновременно она ужасно разозлилась.
– Да неужели? – Ее брови взлетели вверх. – Как это самонадеянно с вашей стороны! Неужели вы и впрямь считаете, что никто другой не заслуживает подобного преступного замысла, что только вы один способны пробудить такую ненависть или страх, чтобы кто-то возжелал вас убить?!
Тут она явно перегнула палку. И Шоу взорвался.
– Клеменси была из самых лучших, самых прекрасных женщин на всем свете! Если бы вы были с нею знакомы, а не приехали к нам после того, как она уже погибла, вам бы не нужно было этого сообщать! – Он наклонился вперед, напряженно сгорбившись. – Она не делала ничего такого, что могло бы возбудить такую безумную ненависть, в результате которой горят дома и гибнут находящиеся в них люди. Бога ради, если вам так уж захотелось влезть в это дело, по крайней мере, ищите более эффективные и действенные методы и пути работы!
– Именно их-то я и пытаюсь найти! – выкрикнула она в ответ. – Но вы, кажется, намерены мне помешать. Можно даже подумать, что вы просто не желаете, чтобы преступление было раскрыто! – Она яростно ткнула в него пальцем. – Значит, вы мне не поможете. Вы и полиции ничего не рассказываете. Вы носитесь со своими профессиональными тайнами, словно это какие-то секреты государственной важности! Что, по вашему мнению, мы будем делать с этими тайнами? Да только ловить убийцу!
Он резко выпрямился, встал совершенно прямо и заорал:
– Я не знаю никаких тайн и секретов, которые могли бы помочь поймать кого угодно, разве что нескольких несчастных бедолаг, которые всего лишь хотели бы держать сведения о своих болезнях при себе, чтобы они не распространялись по всей округе, чтобы всякие любопытные бездельники не совали нос в их дела и не сплетничали о них! Бог ты мой! Неужели вы думаете, что я не желаю, чтобы его поймали, кто бы это ни был?! Он убил мою жену и моего лучшего друга – и я могу стать следующим!
– Не надо так возбуждаться, – холодно произнесла Шарлотта, потому что весь ее гнев вдруг куда-то испарился и ей стало стыдно за свою безжалостность. Вот только она теперь не знала, как выбраться из ситуации, которую сама создала. – Может быть, конечно, вы уже знаете, кто это сделал, – как, кажется, это знал бедный мистер Линдси; но в таком случае вам ровным счетом ничего не грозит.
Грейси по-прежнему стояла, словно приклеенная к одному месту, с глазами, скорее напоминавшими чайные блюдца.
Олифант поднял взгляд от Библии и только тут понял, что держит ее вверх ногами. Он быстренько закрыл ее, встал и мягко сказал:
– Миссис Питт, я знаю, с чего начинала миссис Шоу, а также отчасти знаю, куда это ее привело. Если хотите, я отведу вас туда.
Шарлотта посмотрела на его худое и приветливое лицо, заметила выражение тихой боли, затаившееся в его глазах, и ощутила прилив стыда за свою вспыльчивость, за поднятый шум и излишнюю самоуверенность.
– Благодарю вас, мистер Олифант. Я буду вам весьма признательна.
Персиваль повез их дальше; нужное им место находилось далеко за пределами Хайгейта, в границах Аппер-Холлоуэй. Они остановились на узкой улочке и вышли из экипажа, снова оставив его дожидаться их возвращения. Шарлотта огляделась по сторонам. Дома здесь стояли тесно, маленькие, одна комната внизу, одна наверху, если судить по их малой ширине, но там могли быть и другие помещения, в задней части, не видимые с улицы. Все двери были закрыты, ступени чисто подметены. Район был не слишком бедный, не беднее той улицы, на которой они с Питтом поселились сразу после женитьбы.
– Идемте. – Олифант пошел по мостовой и почти сразу свернул в переулок, который Шарлотта сперва не заметила.
Здесь было сыро и в лицо дул холодный ветерок, неся с собой вонь открытой канализации и сточных канав. Шарлотта закашлялась и полезла за платком – даже Грейси прикрыла рот ладонью, – но они продолжали поспешно следовать за священником, пока тот не ввел их в маленький и темный дворик и не пересек его, предупредив их об осторожности, чтоб не наступили в открытую канаву. Добравшись до домика, он постучался в облезлую дверь и стал ждать.
Через несколько минут дверь открыла девушка лет четырнадцати или пятнадцати с бледно-серым лицом и светлыми волосами, сальными и грязными. Глаза у нее были покрасневшие, и в них мелькал страх.
– Да? Вы хто? – с вызовом спросила она.
– Миссис Брэдли дома? – тихо спросил Олифант, распахивая пальто, чтобы был виден воротник священника.
Выражение ее лица смягчилось.
– Ага. Ма в постели. Опять ее прихватило. Дохтур вчерась был, дал ей какую-то пилюлю, тока эт’ не памагло.
– Можно войти? – осведомился Олифант. – Я хотел бы с нею поговорить.
– Ага, заходьте. Тока не будите ие, ежели заснула.
– Не буду, – пообещал он и приоткрыл дверь, пропуская вперед Шарлотту и Грейси.
В узкой комнате было холодно. Обои от сырости отстали от стен, все испятнанные плесенью; в воздухе стоял кислый запах, застревавший в глотке. Раковины с краном или водопроводного стояка здесь не было, а в углу стояло ведро, прикрытое самодельной крышкой, служившее всем естественным отправлениям. Лестница с расшатанными ступеньками вела наверх, через проем в потолке. Олифант начал подниматься по ней первым, предупредив Шарлотту и Грейси, чтобы подождали на тот случай, если та не выдержит под весом более чем одного человека.
Шарлотта вошла в спальню с двумя деревянными кроватями, на которых кучами громоздились одеяла. На одной лежала женщина, на первый взгляд возраста матери Шарлотты. Лицо у нее было худое, изможденное, кожа иссохшая и тонкая, как бумага, а глаза настолько провалившиеся, что надбровные кости торчали вперед, как у голого черепа.
Приблизившись, Шарлотта рассмотрела ее светлые волосы и кожу на шее и груди, над вырезом заплатанной ночной рубашки, и поняла, что ей не больше тридцати. В руке она с трудом держала платок, испачканный пятнами крови.
Все трое молча стояли несколько минут, глядя на спящую женщину, охваченные чувством бессильной жалости.
Спустившись обратно вниз, Шарлотта сразу заявила Олифанту и девушке:
– Мы должны что-то сделать! Кто владелец этой… этой развалюхи? Она даже для лошадей не годится, не то что для женщин, которые здесь ютятся! Его следует призвать к ответу! Начнем с самого начала. Кто здесь собирает квартирную плату?
