Никакой мебели, за исключением одного поломанного деревянного кресла, в комнате не было. Люди спали, завернувшись в тряпье и одеяла, которыми они только и могли укрыться для тепла; их ничего не отделяло друг от друга – мужчины, женщины, дети спали вповалку, прямо на половых досках, прикрытых разве что еще некоторым количеством всякого рванья, тряпками, пеньковыми оческами и отходами портновских мастерских, слишком истрепанных и грязных даже для того, чтобы пустить их на изготовление одежек для обитателей работных домов
[19]
.
Несмотря на плач детей и храп старика, спавшего под разбитым окном, едва прикрытым куском линолеума, в комнате были отлично слышны писк и царапанье коготков крыс. С этажа ниже доносились пронзительные звуки, исходившие из пивной, – выкрики пьяных, сцепившихся в драке, ругань и обрывки похабных песенок. Рядом со входом в дом, в канаве валялись две бесчувственные женщины, да какой-то матрос справлял нужду возле стены.
Ниже уровня улицы, в скверно освещаемом подвальном помещении тесно, плечом к плечу, сидели девяносто восемь женщин и девушек, работниц мастерской с явно потогонной системой труда, – они вручную шили рубашки за несколько пенсов в день. Но это было все же лучше, чем работа на спичечной фабрике с непременным отравлением фосфором в конечном итоге.
Расположенный наверху бордель готовился к вечерним трудам. А в двадцати ярдах от него плотными рядами на нарах валялось множество мужчин, разлагающихся живьем, дрейфующих в сладких снах, навеянных опиумом.
Бесси Джонс была до предела истощена и вымотана, обессилена безрезультатной борьбой и довольная теперь хотя бы тем, что нашла приют и кров, крышу, которая защитит ее от дождя, плиту, к которой ночью можно тесно прижаться, и обеспечила себе пару кусочков хлеба на ужин.
Шарлотта вывернула свой кошелек, хотя и понимала, что это вульгарно и бессмысленно, но деньги просто жгли ей руки.
В общем и целом она следовала по тому же пути, по которому шла Клеменси Шоу, и чувствовала себя при этом точно так, как и должна была себя чувствовать, но пока что так ничего и не узнала о том, кто ее убил, хотя почему ее убили, было теперь совершенно понятно. Если владельцы подобных мест будут публично изобличены, наверняка найдутся люди, которым это безразлично, – их репутация, их социальный статус при этом никак не пострадают. Но есть, несомненно, и такие, кто зарабатывает немалые деньги на таком вот ужасном существовании и страданиях людей и которые готовы дорого заплатить, чтобы сохранить это в тайне и вообще именовать это совершенно другими терминами. Когда говорят, что кто-то владеет недвижимостью, обычно подразумеваются имения где-то в провинции, в других графствах; перед мысленным взором невольно встают фермерские хозяйства, плодоносные земли, дающие богатые урожаи, тучные стада, запасы леса – но отнюдь не страдания, преступления и болезни, которых Шарлотта и Грейси за эти несколько дней насмотрелись вдоволь.
Когда она вернулась домой, то стащила с себя всю одежду, даже нижнюю сорочку и панталоны, велела Грейси сделать то же самое и сложила все это в стирку. Она не могла даже представить себе, что какое-нибудь мыло способно отмыть платье и белье от этого мерзкого запаха – ее воображение теперь постоянно будет напоминать ей о нем, пока работает память, – но само действие, кипячение и стирка могут помочь.
– И чего мы теперича будем делать, мэм? – спросила Грейси. Глаза у нее были широко открыты, голос хриплый.
– Мы попытаемся выяснить, кто владелец этих ужасных мест, – мрачно ответила Шарлотта.
– И ктой-то из них убил мисс Клеменси, – добавила Грейси, передавая ей свои одежки и заворачиваясь в старое домашнее платье Шарлотты. Его пояс съехал ей на бедра, а подол юбки волочился по полу. Она сейчас выглядела таким ребенком, что Шарлотта испытала укол вины за то, что вовлекла ее в это опасное предприятие.
– Да, надо полагать. Ты боишься?
– Да, мэм. – Тонкое личико Грейси напряглось и застыло. – Только я не остановлюсь. Я буду вам помогать, не сумлевайтесь, и никто меня не остановит. И я не позволю вам туда ездить одинешенькой.
Шарлотта крепко обняла ее, что стало для девчушки огромным сюрпризом, от которого она вспыхнула алым цветом – от удовольствия.
– Я и не собираюсь куда-то ехать без тебя, – искренне сказала Шарлотта.
Пока Шарлотта и Грейси шли по следам Клеменси Шоу, Джек Рэдли отыскал одного из своих старых приятелей с не слишком приличной репутацией, оставшихся от прежних дней, когда он увлекался картами, – до того, как повстречался с Эмили. Джеку удалось убедить его приятеля, что это будет и интересное, и прибыльное предприятие – заняться исследованием самых скверных и мерзких жилищ Лондона, сдаваемых внаем. Антон пребывал в больших сомнениях по поводу того, какую прибыль это может принести, но поскольку Джек обещал подарить ему свою серебряную гильотинку для обрезания сигар – он все равно бросил курить, – то приятель тут же осознал всю привлекательность этого предложения и согласился помочь.
Джек решительно отказался взять Эмили с собой и в первый раз за все время их отношений не стал слушать никаких возражений.
– Ты никуда не поедешь, – заявил он с очаровательной улыбкой, глядя на нее твердым прямым взглядом.
– Но… – начала было Эмили, улыбаясь в ответ и тщетно ища на его лице признаки мягкости и уступчивости, которые позволили бы ей его переубедить, – и, к своему удивлению, ничего подобного не обнаружила. – Но… – еще раз начала она, все еще пытаясь найти аргументы в свою пользу.
– Ты никуда не поедешь, Эмили. – Никакой уступчивости она так и не увидела. – Это наверняка будет опасно, если нам удастся добиться каких-то результатов, а ты только будешь мешаться под ногами. Помни о самой сути дела, которым мы занимаемся, и не спорь. Это бесполезная трата времени, поскольку, что бы ты ни сказала, ты все равно с нами не поедешь.
Она глубоко вздохнула.
– Ну, хорошо, – уступила она, приняв самый любезный вид, на который только была способна. – Если таково твое желание…
– Это не только желание, любовь моя, – сказал Джек, чуть улыбнувшись. – Это приказ.
Когда они с Антоном уехали, оставив ее в дверях, Эмили почувствовала себя полностью преданной и брошенной. Но потом, более трезво обдумав сложившуюся ситуацию, поняла, что муж принял такое решение, чтобы избавить ее как от малоприятных впечатлений от подобной поездки, так и от душевных страданий от того, что она непременно там увидит. Такая забота очень ее порадовала. Эмили очень не хотелось, чтобы с нею обращались как с вещью. Однако, хотя ей не нравилось, когда ей что-то не разрешали или отменяли ее собственные решения, ей также было не по душе перечить его желаниям. Привычка слишком часто поступать по-своему может оказаться крайне неудачным выходом из любого положения.
