– Да-а, я буду рядом, мэм, – пообещала Грейси с таким серьезным выражением личика, словно приносила торжественную клятву. – И я буду глядеть и слушать. Мне иной раз сразу понятно, когда люди брешут.
Полчаса спустя они выехали во второй карете Эмили и направились в Майл-Энд с целью выяснить имя владельца того жилого дома, куда в последний раз ездила Клеменси Шоу. Первым делом они намеревались найти сборщика квартирной платы и узнать у него, для кого он выполняет эту гнусную обязанность.
Шарлотта записала себе для памяти точное местоположение этого дома. И тем не менее им потребовалось некоторое время, чтобы его найти; улицы здесь были узкие, требовалась большая осторожность и умение, чтобы пробраться сквозь нагромождения тачек уличных торговцев, тележек с подержанной одеждой, разносчиками, фургонами с овощами и толпами покупателей, продавцами и попрошайками. Все проезды выглядели почти одинаково: тротуары здесь были узкие, по ним мог пройти только один человек, а мостовые, часто с открытыми канавами по обеим сторонам, извивались самым причудливым образом и были заполнены скопившимися за ночь отбросами и нечистотами; далеко выступающие наружу эркеры и балкончики нависали над улицей, и некоторые подходили так близко друг к другу, что закрывали большую часть дневного света. Вполне можно было себе представить, как люди, проживающие на верхних этажах, пожимают друг другу руки через улицу, если, конечно, высунутся достаточно далеко и вообще желают это проделать.
Деревянные строения стояли перекошенные, особенно в тех местах, где дерево сгнило и вывалилось, штукатурка давно потемнела и была испятнана следами протечек, кое-где сохранились древние орнаменты, наполовину обвалившиеся узоры или надписи.
В дверях стояли люди, темные силуэты, сгрудившиеся вместе, на их лица лишь иногда падал луч света, когда кто-нибудь сдвигался с места.
Эмили протянула руку и нащупала ладонь Джека. Увиденное угнетало – надо всей этой округой словно повисли бесконечное отчаяние и несчастье, и это ее пугало. Она еще никогда не ощущала себя столь чужой, как сейчас в этом месте. Так много людей! Вон за каретой бежит ребенок, нищий. Он не старше ее собственного сына, который сейчас сидит дома в своей комнате для занятий, сражается с таблицей умножения, стараясь заучить ее наизусть, и с нетерпением ждет ланча, несмотря на то что там его ждет рисовый пудинг, который он терпеть не может. А потом он освободится и сможет играть.
Джек извлек из кармана монету и бросил ее мальчишке. Тот нырком бросился за ней, чуть не попал под колеса кареты, и Эмили на один страшный момент подумала, что его сейчас раздавит. Но мгновение спустя он возник снова, радостный и торжествующий, зажав монету в грязной ручонке и пробуя ее на зуб, чтобы убедиться, что это действительно металл, а не какая-нибудь подделка.
Не прошло и пары секунд, как вокруг собралась целая группа таких же уличных мальчишек; они что-то кричали, протягивали к ним ручонки, дрались, отпихивая друг друга, чтобы первыми добраться до кареты. Потом появились мужчины. Раздались свистки, насмешки, угрозы. Толпа все плотнее собиралась вокруг экипажа, и вскоре лошади уже едва могли продвигаться вперед, а кучер опасался их понукать, чтобы, не дай бог, не раздавить кого-то из этой орущей, извивающейся, толкающейся массы человеческих тел.
– Боже мой! – Джек побледнел, внезапно осознав, что он наделал, и судорожно зашарил по карманам в поисках монет.
Эмили была ужасно напугана. Она сгорбилась, сжалась на сиденье и прижалась к боку мужа. Ей казалось, что отовсюду к ней тянутся чьи-то руки, хватаются за нее, и лица у них искажены от ненависти и голода.
Грейси плотно завернулась в шаль и сидела неподвижно, как замороженная, с широко раскрытыми глазами.
Шарлотта не представляла себе, что собирался теперь делать Джек, чтобы как-то исправить положение, но опустошила собственный кошелек, добавив к его монетам несколько своих. Он взял их без колебаний и, открыв окно, швырнул их как можно дальше от кареты.
Толпа немедленно распалась и бросилась туда, куда упали монеты. Кучер пустил лошадей вскачь, и они вылетели из толпы, гремя подковами по мостовой. Колеса с хлюпаньем катились по мокрой грязи.
Джек откинулся на спинку сиденья, все еще бледный, но на губах уже появилось подобие улыбки.
Эмили выпрямилась и повернулась к нему. Глаза ее сверкали, к лицу снова прилила кровь. Теперь наряду с выражением жалости и страха возникло еще и восхищение собственным мужем.
Шарлотта тоже ощущала немалое уважение к нему, какого раньше не испытывала.
Когда они добрались до нужного им жилого дома, было решено, что первыми внутрь пойдут Шарлотта и Грейси, поскольку они уже знакомы с тамошними обитателями. Если пойти всем вместе, это будет выглядеть как проявление силы и принесет совершенно противоположный результат, чем тот, на который они рассчитывают.
– Миста Тикит? – небольшая группа оборванных женщин начала удивленно переглядываться. – А мы и ни знаим, аткудава он приходит. Он просто приходит кажную ниделю и сабираит деньги.
– Это его дом? – спросила Шарлотта.
– Да аткудава нам знать, черт дери? – злобно ответила беззубая женщина. – А вам-та какое дело? Чивой-то он вам спанадабился? И ващще, хто вы такие? Приехали, панимашь, вапросы задают…
– Мы платим за свае жилье, ат нас никаковских ниприятнастей, – добавила вторая, складывая полные руки на еще более полной груди. Поза у нее была слегка угрожающая, хотя в руках она ничего не держала, что могло бы стать оружием, да и поблизости ничего такого не наблюдалось. Просто она чуть раскачивалась взад-вперед, с ненавистью уставившись прямо в лицо Шарлотте. Она была из тех, кому нечего терять, и отлично это знала.
– Нам нада снять комнату, – быстро сказала Грейси. – Нас выкинули на улицу, где мы раньши жили, вот и нада по-быстрому найти жилье. Мы ни можим ждать да того дня, када тут собирають квартплату, нам нада что-та найти прямо чичас.
– Ох! Штож ты сразу ни сказала? – Женщина поглядела на Шарлотту со смесью жалости и озлобления в глазах. – Гордасть ни дает, да? Глупасть, вот ано чиво. Настали трудныи вримина, так, что ли? То жили сибе багатинько да ладнинько, а тут вдруг раз! – и пакатилися униз, так? Ниче, са многими так бываит. Ну, Тикит нынчи ни придет, а вот за вазнагражденье магу сказать, игде иго найтить…
– У нас жи дених нету, – жалобным тоном сказала Грейси. – Трудныи вримина…
– Да неужта? Ну, ваши трудныи вримина ни такие, как наши трудныи вримина. – Бледные губы женщины скривились в усмешке. – Так я дених и ни прашу. Канешна, дених у вас нету, иначи б вас тута не была. Тады я вазьму тваю шляпку. – Она посмотрела на Шарлотту, потом на ее руки, словно определяя их размер, потом перевела взгляд на Грейси и на ее коричневую шерстяную шаль. – И ище ейную шалю. Тады скажу, игде иго найтить.
– Шляпку могу отдать прямо сейчас. – Говоря это, Шарлотта сняла шляпку. – А шаль получите, если мы найдем Тикетта по вашим указаниям. А если не найдем… – Она помолчала, уже готовая высказать угрозу, потом еще раз посмотрела на насупленное и недовольное лицо женщины и поняла, что любые угрозы бесполезны. – Тогда вам придется обойтись без шали.
