Там, в большой комнате, что-то происходило, какое-то
деловитое, но несколько хаотичное перемещение мебели, шаги вразнобой, голоса
вразнобой, кто-то задавал вопросы, кто-то бубнил ответы, но главное, что там
было, – странное молчание большинства социал-демократов.
Лисье личико Верочки-замухрышки просунулось в кухню.
– Аргентов, ОНИ пришли!
– Кто «они»? – шепотом спросил он.
– Они. Товарищи.
Аргентов сильно раскрыл дверь. Из-под его руки Куницер
увидел ИХ, трех молодых людей, двух почти мальчиков с пушистыми бакенбардами и
в модненьких костюмчиках и третьего, лет тридцати, с университетским значком на
лацкане пиджака. Должно быть, последний был выпускником юридического
факультета, а первые двое, возможно, еще учились на заочном.
Любопытно, что Куницер не испытал никакого особенного
волнения, тем более страха. Спокойно он сравнивал ЭТИХ с ТЕМ, с призраком
своего отрочества, вспоминал, как в том, в Чепцове, шипела страсть, и наблюдал,
как бесстрастны эти.
Ни тени насмешки, глумления или жестокости не было в трех
молодых специалистах по отношению к арестованным социал-демократам. Спокойно и
умело они делали свое дело – собирали книги, бумаги, бобины с пленкой, пишущие
машинки, вежливо просили открыть портфели. Все это выносилось на лестничную
клетку двумя другими молодыми людьми попроще, подсобниками.
– У вас есть ордер на обыск? – строгим, сильным
голосом спросил Аргентов.
– Да-да, конечно, – с некоторой рассеянностью, но
очень вежливо ответил «университетский значок» и предъявил ордер, словно
проездной билет.
Аргентов с вызовом, с треском поставил к столу стул, сел,
водрузил на нос очки и внимательно стал изучать ордер. Он показывал товарищам
личным примером, как надо держаться.
Впрочем, все держались достойно. Куницер вышел из кухни и
внимательно всех оглядел. Вся эта сцена показалась ему вполне достойной и даже
нормальной: ничего особенного, обыск на явке социал-демократов. Лишь Нина,
забившаяся в угол дивана, была, казалось, на грани истерики.
– Вот, собственно говоря, и все, – сказал
некоторое время спустя «университетский значок». – Кулакову, Милосердову и
Гроссману придется отправиться с нами.
«Пушистые бакенбарды» предъявили ордера на задержание
молодых людей, Пети и Вани, а также связного Гроссмана.
– А вас, господин Нолан, ждут в отделе печати
МИДа. – «Значок» повернулся к иностранному журналисту. – Если угодно,
мы подбросим вас на нашей машине. Ведь вы сюда, – он впервые позволил себе
слегка усмехнуться, – ведь вы сюда на троллейбусе приехали.
«Пушистые бакенбарды» подвинули к хозяину дома листки
протокола на подпись.
– А что с остальными? – резко спросил Аргентов.
«Значок» задергивал молнию на своей папочке.
– Ничего. Продолжайте чаепитие или расходитесь по
домам. У нас нет инструкций по отношению к остальным.
– Позвольте! Я хозяин этого дома! – почти вскричал
Аргентов. Он был, казалось, почти взбешен неожиданной свободой. – Я
Аргентов!
– Никодим Васильевич, неужели вы думаете, мы не знаем,
кто вы? – мягко сказал «значок» и надел мягкую шляпу. – До свиданья,
Никодим Васильевич. До свиданья… хм… товарищи. – Уже в дверях он
неожиданно повернулся непосредственно к Куницеру. – Всего доброго,
Аристарх Аполлинариевич!
– Идите в жопу! – неожиданно вырвалось у Куницера.
Дикий хохот Аргентова и сдавленное рыдание Нины
было ответом на бессмысленную грубость. «Университетский
значок» лишь задержал на Куницере свой взгляд и только лишь чуть-чуть
поморщился.
Дверь закрылась за незваными гостями и арестованными
Кульковым, Милосердовым, Гроссманом, а также за иностранцем Ноланом. Все
оставшиеся сидели, не двигаясь, в полном молчании, а за окнами угасал
бесконечный вечер пыльного московского лета.
В восточных окнах густела синева, и лишь на шпиле высотного
здания у Красных ворот еще светился отблеск заката. В западных окнах пыльное
золото уступало место морской прозелени и тлеющим уголькам по всему гребню
Нового Арбата и Кутузовского проспекта.
Куницер и Аргентов старались не смотреть в окна. Всю жизнь
они, страдавшие очень остро от утечки времени, находили в таких закатах некую
надежду, некий намек на будущее, некую музыку. Ждите кораблей, ждите кораблей,
ждите кораблей… Теперь, и не в первый раз, оба почувствовали, что зажились,
если уж и за гранями заката не видится им ни божественного, ни математического смысла.
Ночь опускалась, ночь опускалась, ночь опускалась… В зеркале
отразилась неоновая надпись «Мужская обувь». В темной комнате никто не понял,
из какого угла начала разноситься фраза:
– О, несмысленные и медлительные сердцем, чтобы
веровать всему, что предсказывали пророки!
Множество болезней
вдруг обнаружилось у Самсона Аполлинариевича Саблера, у
Самсика. И раньше, бывало, плавали перед глазами белые мухи, кружилась голова,
покалывало сердце, хрипели бронхи, но раньше он эти явления болезнями не считал,
а только лишь жаловался чувакам – херовато сегодня маячу.
Но вот сегодня утром на репетиции ковырнулся Самсик в полный
«отключ», и чуваки, перепуганные, притащили его в Институт «Скорой помощи», где
у них был свой врач, фан, джазмен, френд музыкантов. Друга на дежурстве не
оказалось, но их под его марку все-таки хорошо обслужили и сделали полное
обследование талантливого организма руководителя группы «Гиганты» Самсона
Саблера.
Оказалось: а) обезглавленная гипертония, б) стеноз
митрального клапана, в) язва двенадцатиперстной кишки, г) полиартрит, д)
бронхоэктатическая болезнь – словом, жить можно.
– Вы, Самсон Аполлинариевич, очень много сделали сами
для разрушения своего организма, – сказала Саблеру премилая докторша с
золотистыми волосами и круглым степным лицом.
– Скажите, пожалуйста, мы не могли бы с вами где-нибудь
встретиться? – спросил Самсик, застегивая рубашку.
– Отчего же нет? – удивилась докторша. –
Должна вас предупредить, что бронхоэктазы в вас развиваются из-за игры на
саксофоне. Вы даже имеете право на компенсацию вашего здоровья по линии
врачебно-трудовой экспертизы. Я наведу справки.
– Большое спасибо, – сказал Самсик. – Я это
учту. Куском хлеба я, значит, обеспечен. Однако скажите, пожалуйста, мы не
могли бы с вами где-нибудь встретиться?
– Безусловно, – решительно сказала докторша и
подписала рецепт своей размашистой сигнатурой – «д-р Белякова А.В.».
