— Черт возьми, что ты тут делаешь?
— Кажется, ты сам учил меня не чертыхаться, — капризно сказала она, и в этот момент женщину в ней узнали все остальные — и Трагерн, и Элдли, и оба сотника, служивших Герефорду еще с Лефкосии (третьего, нового, молодой граф к своему костру пока не приглашал).
Мужчины вскочили все как один, один из сотников вполголоса выругался.
— Захлопни пасть, — не оборачиваясь, приказал Дик. Шагнул к невесте и стащил с ее головы подшлемник. Так и есть: под ним обнаружились коротко подстриженные волосы. — Что случилось, Ана?
— Ничего. Просто соскучилась одна.
— Я просил тебя остаться в Акре.
— Я помню. А если у тех баронов, которые стоят в гарнизоне, появятся вполне естественные желания...
— Не понял.
— Ну представь, ко мне начнут лезть, я начну руки обрывать... Думаешь, это никого не наведет на мысль, что девушка какая-то необычная?
— Руки обрывать буду я, — прищурившись, ответил Герефорд. — Кому?
Оба сотника, переглянувшись, отступили в темноту и оставили пару выяснять отношения. Трагерн и Элдли не шевельнулись, но лишь потому, что воспринимали любые проблемы Дика и его невесты как свои собственные.
— То есть мне следовало спокойно давать себя насиловать и ждать, пока ты явишься из похода обрывать руки. Я правильно поняла?
— Кто пытался тебя изнасиловать?
— Никто. И пока не пытался. Мне не хотелось проверять, соберется или нет.
— Кто?!
— Не скажу, — ответила Серпиана, холодно и очень твердо глядя в лицо жениху. — Хватит беситься! Я не беззащитная девчонка, над которой надо дрожать. Но я не хочу создавать лишних проблем ни себе, ни тебе. Поверь, мне куда безопаснее в походе с тобой, чем одной в Акре. Не волнуйся, король не узнает ни о чем. Я вполне сойду за юношу.
— Если не будешь разговаривать так жеманно, — проворчал друид.
— Захлопни пасть, Трагерн.
— Хорошо получается, — спокойно сказал Дик. — Только не переигрывай. С рыцарями так лучше не разговаривать.
— Он не рыцарь.
Герефорд кивнул. Он и сам не понимал, почему воспринимает происходящее с облегчением.
— Где взяла доспех? — спросил он, осматривая ее с головы до ног.
Кольчуга на ней была легкая, с короткими рукавами, не доходящими до локтя. Наручи простенькие, кожаные, укрепленные металлическими полосками, ни наплечников, ни нагрудника... Это правильно, у юноши-оруженосца вряд ли может оказаться хороший доспех. Кольчужка — уже слишком хорошо. Широкий пояс, на котором висит узкий и длинный меч и еще кинжал, затянут на слишком тонкой талии.
— Выиграла.
— А если серьезно?
— Нашла... — Она слегка приподняла бровь и стала похожа на любопытного щенка. — Ни у тебя, ни у меня не будет из-за этого проблем. Не надо так волноваться.
— Я и не волнуюсь. — Он махнул ей рукой, показал на край постеленного плаща. — Садись... Хорошо, оставайся. Только королю на глаза не попадайся.
— Почему? — наивно спросила она.
— Потому, что его величество Ричард Львиное Сердце иной раз не прочь затащить к себе в постель хорошеньких мальчиков, — сказал Элдли. — Ты сейчас как раз в его вкусе. Думаю, тебе это не понравится.
— Элдли!
— Ладно-ладно, не собираюсь пугать твою девушку, но...
— Элдли, хватит!
— Он что, правду говорит? — Серпиана испуганно, но и с долей любопытства посмотрела на Дика. — Он что...
— Ну о короле многое говорят, — неохотно ответил Герефорд. — Говорят, что Ричард не слишком жалует женщин.
— Скажем так, вообще не любит, — поправил Джордж. — Ну сам посуди: королева Беренгера не уродина, женщина вполне ничего себе, есть за что ухватить. А он ее почти не посещает. Бежит от нее, как от чумы. Эй, Дик, разве ты забудешь сразу после первой брачной ночи о жене, которую еще не попробовал по-всякому?
— Может, она ему просто не нравится. По-моему, королева — дура, — бросил Трагерн.
— Она не больше дура, чем остальные женщины, — упорствовал Джордж. — Но тем не менее... Сам понимаешь.
— Может, король и шалит иногда не так, как подобает мужчине, — не обращая внимания на Джорджа, сказал Герефорд. — Но с женщинами он тоже развлекается. И доказательство тому — его незаконные дети.
— А ты уверен, что это его дети? — снова вклинился Элдли. — Ты хоть парочку его бастардов можешь назвать?
— Могу. Фульк де Сен-Поль и Филипп де Коньяк. Тот, который недавно женился на Амелии д'Ансени. Он ею еще хвастался на турнире в Бургундии. Богатая наследница... Помнишь?
— Помнить-то помню...
— Ну вот и хватит об этом. А тебе, Трагерн, советую не называть королеву дурой, особенно в присутствии посторонних, пусть даже ты им доверяешь. Иначе можешь лишиться языка. Если даже король и разделяет твое мнение о королеве, он, думаю, оскорбится. Поскольку решит, что нарушено его особое право называть жену как ему вздумается. Не боишься за свой язык, Джон?
— Нет. Другой отрастет.
Дик фыркнул и отмахнулся. Друид смотрел угрюмо, исподлобья, но, кажется, вовсе не злился. Серпиана, которая присела на край плаща так грациозно, что, пожалуй, только глупец не признал бы в ней женщины, смотрела на обоих с улыбкой.
— Кстати, где твой шлем?
— Там, во вьючной сумке.
— А где твой конь?
— У коновязи, конечно. Где же еще?
— И там же шлем?
— А что, кто-то может напасть на меня посреди франкского лагеря?
Дик рассмеялся:
— Разве что я... Но, конечно, я этого делать не буду. А то обо мне будут думать так же, как и о короле.
Трагерн захохотал, Элдли тоже.
— Хорошо, а щит?
— Мне щит ни к чему.
— Родная, прошу, в бою держись поближе ко мне. — Но тут он вспомнил, что в бою, как правило, оказывается в самом опасном месте схватки, и поспешил поправиться. — Нет, наоборот. Держись лучше подальше от меня. А если б ты согласилась вообще не лезть в схватку...
Она лукаво улыбнулась. Отобрала у него подшлемник и натянула на голову. И сразу стала похожа на юношу куда больше, чем с непокрытой головой.
— Я всегда буду рядом с тобой. И в бою, и вне боя. — Она покачала головой. — Знаешь, тебе должно быть стыдно совсем не верить в меня. Я же показывала, что я могу.
— Да. А я, к сожалению, видел тебя мертвой, — прошептал он. — Будь осторожна, ладно?
— Обещаю.
От Яффы бодрым маршем прошли через пыльные скалы и песок сирийской пустыни, где росли только редкие кустики черной акации, через бедные селения, выстроенные из того материала, который попался под руку, и потому почти совсем невидимые в этом царстве серого и бледно-рыжего. Мелкий песок забивался в износившиеся сапоги, под наручи, даже в волосы, скрытые подшлемником. Песок был на губах и в горле, и оттого пить хотелось в три раза чаще. Здесь уже не было соленого морского ветра, ласкающего обожженную и загрубевшую кожу щек.
