Ричард, слегка нахмурив брови, смотрел на певца с мрачным ожиданием.
— Ну и что это значит? — спросил он. — Что это значит, а?
— Я хотел сказать только о том, что самая прекрасная женщина Англии — это принцесса Джоанна, — решительно, гордо подняв голову, заявил оруженосец. Судя по выражению лица, голова его была набита всевозможными принципами, романтическими правилами и самыми возвышенными представлениями об обязанностях рыцаря. Наверное, ему и в голову не приходило, что король может на него разгневаться.
— Самая прекрасная женщина Англии — королева Беренгера, — прогудел граф Бигорры, дежурный льстец.
— Что ж, я готов биться, отстаивая честь прекрасной дамы, — заявил оруженосец.
«Боже мой, какой птенец», — подумал Дик, закатывая глаза.
— Рыцари не бьются с оруженосцами, — спесиво ответил граф.
— Молодому человеку стоило бы следить за своим языком, — заметил Монтгомери. — В присутствии суверена позволено вызывать на бой лишь с его разрешения.
Дик взглянул на Ричарда и заметил в его взгляде интерес. Львиное Сердце с любопытством следил за разговором, и в глубине его сознания зарождалась какая-то мысль. Он еще и сам не понимал, что его осенило; действительно, ведь Иоанна еще довольно молода, более или менее красива, ее же вполне можно выдать замуж. Конечно, не за какого-то оруженосца, но... Король оглядел певца, который понравился ему своим звонким чистым голосом, и осведомился.
— Как тебя зовут, юноша?
— Тома Моиссо, сын де Тараскона.
— А, да-да. Барон из Лангедока. Который сын?
— Пятый, — смутившись, пробурчал оруженосец.
— Так-так... Ты уже рыцарь, юноша? — спросил Ричард, прекрасно зная ответ.
— Нет, государь.
— Хм... В таком случае, на что же вы рассчитываете, молодой человек?
— Принцесса Джоанна — прекрасная дама, честь которой я буду отстаивать, — промямлил растерянный Тома Моиссо.
— Насколько я помню, разрешения на это у меня, ее опекуна, ты не спросил. Нехорошо, о подобных правилах такому молодому человеку, как ты, Моиссо, не следует забывать.
— Да, ваше величество.
— Ступай. — Король обвел взглядом разочарованных рыцарей. Графы и герцоги ожидали, что юноша сейчас получит на орехи, а они полюбуются великолепным разносом. Чем не увлекательное зрелище? — Кто-нибудь еще хочет? Нет?
Пели многие, но Дик уже никого не слушал. Ему почему-то вспомнилась принцесса Иоанна, грустная вдова короля Сицилии. Не повезло девушке в жизни. Она слишком молода, чтоб быть вдовой. Впрочем, может быть, король и соберется выдать ее замуж. Дай-то бог, чтоб принцессе попался хороший муж, чтоб ей, наконец, повезло. Герефорду было очень жаль сестру короля Английского. Он видел ее всего несколько раз с того разговора на галере возле Кипра. Иоанна целыми днями сидела в покоях своей невестки, королевы Английской. По сути, она была всего лишь одной из придворных дам Беренгеры.
Дику в голову пришла неожиданная мысль, и он порадовался, что не родился женщиной. Лишь мужчина может быть сам себе хозяином.
Когда пирующим наскучило слушать песни, они пожелали развлечься как-то иначе. В пиршественную залу приволокли согнанных солдатами горожанок, перепуганных и онемевших от страха, и заставили танцевать. Потом кто-то из графов попробовал показывать фокусы — такие же, как те, что демонстрировал старик-факир в шатре Саладина; у него ничего не получалось, но все заразительно хохотали, довольные и этим зрелищем.
Пир закончили далеко за полночь, и навеселившегося короля из-за стола уводили вдвоем. Он шел, еле волоча ноги и требуя, чтоб его немедленно посадили на место и продолжили веселье. Оруженосец, едва дышавший под левой рукой короля, и Дик, подставивший свою шею под правую, убеждали государя, что пора бы и отдохнуть.
— Ваше величество, уже поздно.
— Плевать! — завопил король. — Черт побери! Я сегодня победил в бою! Я могу и повеселиться!.. Море волнуется, чайки кружат, чайки кружат над водой. Волны летят, волны с ревом летят прямо на мокрый песок... Герефорд, лютню! Твой король желает играть и петь!.. Вырван из моря, на скалы корабль падает, ветром гоним. Рухнул корабль, и — палубы треск — море сомкнулось над ним... Герефорд, подпевай!
— Ваше величество, скоро рассвет.
— Вот и прекрасно. Пусть рассвет нас застанет с бокалом, пусть ласкает нас солнце и хмель!.. Правильно? Не придумал, как дальше... А, ну да, я же о корабле... Тучи вокруг, и не видно небес, ветер и страшен, и сер. Жалобно кличет какой-то журавль, знать, не туда залетел. Море волнуется, чайки кружат, чайки кружат над водой. Волны бушуют и брызги летят прямо на мокрый песок... Подпевай, Герефорд. Ты что молчишь, парень? Слишком много выпил?
— Ага. Даже тошнит, — ответил абсолютно трезвый Дик.
— Понятно. Ну проспись... Как там дальше? А... Скалы стоят, скалы вечно стоят черной гранитной стеной...
— Осторожней, государь...
Они на пару с трудом уложили короля на огромную кровать, застланную тонкой батистовой простыней, которую Ричард мгновенно испачкал сапогами, и Дик жестом отпустил оруженосца, который и сам-то едва держался на ногах. Стащил с Ричарда обувь, снял камзол. Последнее было труднее всего, поскольку тело пьяного государя оказалось удивительно тяжелым, словно было каменным. Большую часть времени Плантагенет лежал словно колода, но иногда ненадолго приходил в себя и, встрепенувшись, начинал отбиваться.
— Эй, Герефорд, ты любишь маврон? — внезапно возопил Ричард.
— Люблю, ваше величество.
— Сейчас мы выпьем! Прикажи подать вина!
— Государь, вино закончилось. Его выпили господа графы. Им немного помогали господа герцоги.
— Черт побери, так и знал, что они мне подстроят какую-нибудь гадость! Герефорд, ты мне их всех перережешь! Слышишь?
— Слышу, государь.
— Перережешь?
— Перережу.
— Обещаешь?
— Да, государь.
— А теперь пришли мне кого-нибудь из твоих оруженосцев. Лучше того, что помоложе.
«Заметил, — с досадой подумал Дик. — В самом деле заметил. Вот ведь...» Он торопливо предложил:
— Государь, может, вам лучше прислать женщину? Попышнее или... или поизящнее, а?
— Да на черта мне сдалась женщина? — разозлился король. — Пусть придет оруженосец и облачит меня в доспехи. Пришли мне своих, мои уже лыка не вяжут! Я немедленно облачусь в доспех и вышибу мозги из герцога Бургундского. Он и хрюкнуть не успеет!
Дик вздохнул с явным облегчением.
— Государь, герцог Бургундский умер.
— В самом деле?
— Да.
— Как жаль, — простонал король Английский и уснул.
