Я, разумеется, не мог представить себе ничего подобного, но на всякий случай кивнул и отхлебнул еще глоточек. Коньяк был хорош!
– Понимаете, ему уже скучно было играть просто дороги, и он принялся экспериментировать с музыкой, – продолжала госпожа Арней. – Он вбил в свою безумную голову, что сможет сыграть путь к Истинному Богу, а может быть – дьяволу. У него ничего не получилось, его гитара рассыпалась в труху, сам он потерял память, а его айма была разорвана! Знаете, как это было больно? Да откуда же вам знать! Сначала из двух сходящих с ума от ревности женщин этот негодяй создает одну, такую, какая нужна ему. Это уже почти невыносимо. А потом эта одна-единственная беспощадно рвется пополам, причем грубо и безжалостно. Из одной любящей женщины, одной аймы, нас снова стало двое. Но это были уже не прежние женщины. Каждая из нас была изуродована, в каждой осталась частица самого Авдея и еще частица другой. Две полуженщины-калеки, две полуаймы. Нас разбросало по разным мирам, по разным ветвям реальности, а что стало с Авдеем – я не знаю. Наверное, его сослали, лишив прошлого, будущего, души, памяти… чего там еще можно лишить? Вот она какова, дорога к Истинному Богу! И вот теперь вы отыскали Люту и каким-то образом уговорили ее вернуться к Авдею. Зачем? Ведь с полуаймой Лютой бард-калека может сыграть дорогу только в одну сторону. Чтобы свободно перемещаться между ветвями реальности, барду нужна полная айма, а не увечная… Поняли теперь?
– Кажется, да, – сказал я, хотя понял далеко не все. Дело обстояло скверно, но какой-то выход, наверное, все-таки имелся. Тем более что теперь мне стало кое-что известно о преступлении, совершенном опальным бардом. Надо же, сыграть дорогу к Истинному Божеству, не слабо… И потом, начальство в лице Сергея Ивановича на что-то надеялось, посылая меня сюда, а значит, надежда была. И связана была эта надежда с опальным бардом Авдеем и двумя его полуаймами. Потому что никаких случайностей во вселенной не бывает, и уж работники нашей службы это знают лучше других.
– А сколько времени у нас до того, как неупокоенное железо проснется окончательно? – задал я наконец правильный, как мне показалось, вопрос.
– Часов шесть или семь. Мой пращур сначала разнесет город в щепки, а уж потом всерьез примется за злое железо.
Я поежился, представив себе стаи ржавых ножей, рассекающих терпкий весенний воздух, хотя понимал, что все, что я могу себе представить, не идет ни в какое сравнение с тем, что может случиться на самом деле.
– Извините, мне надо переодеться и привести себя в порядок, – неожиданно спокойно, словно ничего особенного не случилось, сказала эта странная женщина. Полуайма. Магистка. Вдова местного авторитета. Беспомощная Повелительница Злого Железа. И еще раз женщина. – А потом мы с вами поедем.
– К Авдею? – бестактно спросил я.
– Ну уж нет, – скривилась госпожа Арней. – К этому я пока не готова. Мы с вами поедем в Храм к богунам. Неужели вы не чувствуете, что в городе творится что-то нехорошее?
«Куда уж хуже», – подумал я, тупо помотав головой.
В городе, да и не только в городе, а везде, действительно становилось нехорошо. Весенний воздух внезапно словно что-то придавило, наполнило тяжким, неживым запахом, даже небо казалось твердым и гулким, словно блестящий стальной лист. И в самом центре этого листа внезапно появилось переливающееся цветами побежалости пятно, словно кто-то разогревал небо с другой стороны чудовищной паяльной лампой.
И тут я услышал влажный, болезненный звук, словно что-то отдирали, живое от живого, беспощадно и зло, а потом раздался зловещий шелест, тупой удар и далекие человеческие крики.
Через десять минут мы мчались на взревывающем мощным двигателем автомобиле в город.
Браток Гонза, закрывая стальные ворота особняка, наверное, проводил нас удивленным взглядом, хотя, честно говоря, я этого не видел – смотрел на стремительно набегающий на ветровое стекло город. Шипастого шара на куполе храма не было, а сам купол был скособочен и похож на раздавленную елочную игрушку.
– Аав Кистеперый, мой здешний пращур, снова взялся за свой кистень, – почти беззвучно сказала моя спутница.
Глава 17
Звезда над городом
Но осталась, чуть мигая,
Вкось прибитая звезда,
Я просил сестру, рыдая,
Выпрямить ее тогда.
Редьярд Киплинг. LA NUIT BLANCHE
Утром на рынке города Зарайска было солнечно и людно.
Нас сюда привез незнакомый пожилой братан, скромно представившийся Димсоном. На вопрос, где наш старый приятель симпатяга Гонсалес, Димсон ответил, что у братана Гонзы важное дело и что по магазинам повезет нас он, Димсон, потому что у него есть немного свободного времени, а кроме того – врожденный вкус. После чего словоохотливый Димсон гордо сообщил нам, что в плане шмоток с ним советуются все самые крутые телки города, так что все будет ништяк и мы можем не беспокоиться. Глядя на здоровенные золотые «гайки» на пальцах и кожаный смокинг в сочетании с широченными клетчатыми штанами – в память о бурной молодости, объяснил Димсон, – в это можно было поверить. Модник наш сопровождающий был тот еще. Но, как выяснилось, не просто модник. Димсон был очень деловой браток и крышевал местный оборонный завод.
– До меня у них там был натуральный беспредел, – говорил он, небрежно бросая свою тачку между тяжелыми фурами, идущими, видимо, транзитом. – Начальство и вояки пилили между собой бабки как хотели, а простым работягам, ну, там, всяким инженерам, слесарюгам и прочим, даже опилок от тех бабок не доставалось. Ну, я быстро с ними разобрался, так что теперь все довольны, а если у кого какие обиды – так вот он я, Димсон, всегда открыт для общения с трудовым народом… – Стране стволы нужны? – риторически спрашивал он, лихо сворачивая на боковую улицу. – Правильно, нужны, потому что безоружную страну всякие разные добрые соседи сразу высосут досуха, как алкаши дармовой пузырь. Соседи – они вежливые, покудова ты при стволе, а если у тебя ствола нет, а у них есть, тогда – кранты всей дипломатии. Братве стволы нужны? Правильно, нужны! Потому что браток без ствола не браток, а так, обычный гражданин. И даже ментам стволы нужны, хотя бы для понта. Правильно я говорю? Меня братва поставила на завод – я отвечаю. Все путём.
Судя по слитному реву скорострельных пушек, доносившемуся со стороны аккуратных заводских корпусов, крыша у военного завода не протекала и уж тем более съезжать никуда не собиралась. О судьбе бывшего руководства предприятия я спрашивать не стал. И так все было ясно.
– Вы вот, артисты, – снова обратился он к нам, – будете местные таланты крышевать, чтобы не хуже, чем в столице. А то у нас талантов много, а крышевать их некому. Бабок вам дадим, не бойтесь!
– А чего же мы тогда на рынке делаем? – улучив момент, когда Димсон прервался и закурил, спросил я. – Нам на рынке, что ли, таланты искать?
– А испытательный срок? – резонно ответил Димсон. – Кроме того, рынок – место, можно сказать, почетное, все мы когда-то с рынка начинали. Да и вас народ сначала узнать должен, а уж потом решать – уважать или как.
