– Мои люди готовы. – К княжичу подошел Бьерн, покосился на окруживший усадьбу лес. – Сыновья Гендальва уже близко.
Избор тоже поглядел в сторону леса. Урманин не ошибся – вдали на холме, где деревья росли чуть реже, виднелись яркие пятна факелов. В их бликах смешивались черные, похожие на мурашей, точки, спускались по склону. Очень много точек – казалось, сама земля в лесу ожила и теперь наползала на усадьбу, грозя похоронить ее под собою. Неожиданно подумалось, что было бы глупо навеки остаться здесь, в чужой земле, погребенным под никому не ведомым курганом.
Повеяло холодком, к горлу подступила тошнота…
– Сигтрюгг и его люди – к воротам! Арни – ставить колья! Белоголовый – восточная стена! Я – север, Избор – запад! – Мощный рык Хальфдана прогнал страх, расставил все по своим местам. Небольшой отряд побежал к закрытым воротам усадьбы. Стрелки ловко, как белки, вскарабкались вверх по бревнам, притулились на поперечине, запирающей ворота, приладили луки, перекинули через воткнутые в землю рогатины пеньку. На нее копошащиеся внизу рабы подвесили бадейки с камнями и горячей смолой.
– Слышали? Западная стена! – вторя конунгу, выкрикнул Избор.
Бряцая оружием, альдожане побежали к краю городьбы. Избор влез на каменный завал перед городьбой, вгляделся в молчащий лес. Там, в тишине и темноте, к усадьбе подкрадывались неведомые враги. Шли молча, с погашенными факелами, стискивали в потных ладонях рукояти мечей да топоров, ждали одного-единственного приказа – убивать…
За спиной Избора зашуршали мелкие камни, ссыпаясь под неосторожной ногой. Избор оглянулся.
– Все готовы. – Латья подобрался к нему. Выглянул из-за плеча: – Не видать еще?
– Не видать. Вадим-то где?
– Справа, вон, за завалами, – махнул куда-то в темноту Латья, предугадал следующий вопрос: – Бьерн со своими – слева. А наши все – тут, у тебя за спиной.
Постепенно усадьба стихла, и теперь по двору сновали только бесшумные тени – люди бондов и рабы, не обученные воевать. Женщины с детьми стайкой скучились у южных ворот, ближних к озеру. Натужно хрустнув, створы раскрылись, маленькие фигурки вытекли в проем, растворились в темноте.
– Как думаешь, – в наступившей тишине даже собственный шепот казался княжичу чересчур громким, – Черный нарочно выбрал нам эту стену?
– Не знаю, – пожал плечами Латья. – Да и какая разница? Что та, что эта – все одно – воевать.
– Зря ты так, – княжичу было легче говорить, чем думать о предстоящей битве или пытаться рассмотреть затаившихся в лесу врагов, – Хальфдан ее не случайно нам выбрал. За нами – восток, значит – Гарда, Альдога, дом. Конунг – не дурак, понимает, что за урманскую землю мы хрен будем кровь лить, а за родную – головы не пожалеем. Потому и поставил нас сюда, чтоб помнили – за нашими спинами, хоть через море да через горы, а родина…
– Верно, – согласился Латья. Обрадованно шлепнул Избора по плечу: – Здорово ты, князь, все удумал. Надо бы людям рассказать – злее биться будут…
Остановить его Избор не успел – Латья ужом скользнул с камня, отправился рассказывать воям, что драться нынче надобно не только за урманского конунга и свою свободу, а и за Альдогу тоже. В каком-то смысле…
Йзбор хорошо запомнил, как началась та битва, но лучше рассказал об этом Тортлав – скальд Бьерна:
Под покровом ночи подходили братья,
Дети тех, кто ране с сыном гордой Асы
Не страшился в свете править пир валькирий,
Сельдей битвы рьяных выпускать на волю,
Заграждаясь славным кругом сечи буйной,
С волком павших смело в шумной драке
Стали оставлять безмолвных вязов стрел
Жестоким ведьм коням на ужин…
Фрейр державы молча ждал врагов прихода с дуновеньем нордри.
Храбрый сын Эйстейна ожидал с аустри.
Столб дружины русов предстоял безмолвно в заводи у вестри.
В ночи трепетали лебеди побоищ, дожидая тихо славного начала вечных игрищ Фрейра.
Многих зазывала в гости сестра волка,
И деятель злата соколом валькирий подал знак,
Чтоб вышел на дорогу брани страстный изверг леса,
И пустился плавать в море навьей пены в жалах ножен, в сигах сечи
Гримнир визга Гендуль…
[150]
Вороний крик пронесся над затихшей усадьбой, стряхнув оцепенение с ранее молчаливого леса. Ожили, зашевелились ближние кусты, взмыли вверх еловые лапы, выпуская на волю темные фигуры воинов. Послышался ответный вопль – огромный, страшный, как етун
[151]
.
Избор тоже закричал, выхватил из ножен меч. От ворот и из-за составленных у городьбы щитов во врагов полетели горящие стрелы. «Изверг леса» жадно впился в сухие ветки, в разбросанное вокруг городьбы сено, в еловые стволы. Заурчал, защелкал, пополз вверх по ветвям и стволам, перебирая мягкими желтыми лапами, потянулся черным языком дыма к лунному свету. В его свете стали хорошо видны нападники – косматые, бородатые, в кольчугах до пояса, со звериными оскалами лиц, блестящими мечами и топорами в руках. Их сиплый вой глушил приказы Избора.
Надрывась от крика, Иэбор торопил лучников, за его спиной звенела одна, вторая спущенная тетива; через мгновение туча стрел устремилась вперед, поражая то незащищенные шеи, то ноги врагов, но на месте каждого упавшего, словно вырастая из огня, появлялся новый воин – еще больше, еще злее, еще сильнее.
Нападники добежали до городьбы, слегка приостановились перед выставленными им навстречу острыми кольями, но сзади на них налетели вторые и третьи ряды. Послышался хруст костей, крики боли – несколько врагов безжизненно обвисли на кольях, и прямо по их телам наверх, через городьбу принялись взбираться другие воины.
