А еще спустя две недели он ввязался в это проклятое восстание. Приехал Карл де Санчо. Заперлись в кабинете, взяв с собой две бутылки коньяка. И вот результат: ты здесь, в качестве Смерти.
— Он убил моего мужа. Отрубил голову подруге.
— Я не оправдываю его, но муж — война, судьба, он сам пришел в Кардес, подруга — пыталась отравить, я бы сама ее придушила. Ты же это понимаешь. Так почему ты здесь, ведь и тебе больно?! — Кармен почти прокричала последнюю фразу.
— Это не все. Это не все… Я кричала ему: «Пощади Анну!» В ответ: «Граф не хочет вас видеть». И он срубил ей голову. Мне стало плохо. И боль, жуткая боль в низу живота… Выкидыш. Он убил моего ребенка, Кармен! Мою кровиночку, моего малыша. — Девушка уже не могла говорить, спрятала лицо в ладонях, заплакала навзрыд.
Кармен встала и обняла ее.
— Поплачь, Патриция, поплачь. Легче станет. Сама знаю, — по щекам Кармен текли слезы, — я тоже через это прошла.
Девушки плакали, обнявшись, не замечая того, что легкий дождь закапал с неба.
Наконец Патриция успокоилась, залпом выпила остатки вина. Посмотрела на себя.
— Мы промокли до нитки, так что нет смысла бежать под крышу, — попыталась улыбнуться Кармен.
— Скажи, а твой ребенок — кто был его отец? — спросила Патриция.
— Риккардо — кто же еще? Он был отцом моей девочки.
— Что случилось? Он заставил тебя избавиться от ребенка?
— Что ты, Пат, наоборот, он радовался, когда узнал, что я беременна. А я, дурочка молодая, еще это долго скрывала. Не берегла себя по глупости — упала с лошади. Выкидыш. Больше забеременеть мне не удается. Медик говорит, что это навсегда…
— Брось, Кармен, ты еще молода, выйдешь замуж, родишь детей, мальчика и девочку, — горячо убеждала ее Патриции, но Кармен лишь печально улыбалась.
— Пойдем в дом, Патриция, примем ванну, иначе простынем. Обидно будет кашлять летом, — сказала она и взяла Пат за руку.
Де Вега не стал возвращаться в Мендору, после того как Санчо насильно увез его оттуда. Он понимал: вернуть потерянное нельзя. Но легче от этого не становилось. Граф запил, забросил все дела, целыми днями либо сидел, закрывшись, у себя в кабинете, либо гулял по лесам, окружавшим город.
Кармен пыталась его образумить, привести в нормальное состояние, вернуть к жизни, но все напрасно. Уговоры, мольбы, просьбы, даже угрозы не помогли. Когда друзья навещали его в Осбене, Риккардо на пару дней становился прежним — веселым, жизнерадостным. Но гости рано или поздно уезжали, и огонь в его глазах затухал.
Любой разговор с ним переходил на Патрицию дель Карпио. Риккардо проклинал Васкеса, себя, судьбу, свою неверную невесту.
— Почему?! — кричал он. — Почему?! Ведь я так ее люблю!
Он писал указания людям, неизвестным Кармен — хотя она вела всю его переписку, — прятал от нее эти письма. Щедро рассылал золото. Планировал что-то странное, непонятное и пугающее.
Кармен видела — он сходит с ума, погибает. Однажды, отобрав у Риккардо бутылку коньяка, она привела его в залу, где на стенах висели портреты тринадцати графов Кардесов.
— Риккардо! — кричала Кармен. — Посмотри, Риккардо! Вот твой отец. Твой дед. Твои предки. Герои, властители, воины, полководцы и дипломаты. Что ты скажешь им, когда умрешь? Что ты скажешь, глядя в глаза отцу? Зачем ты живешь? Что хочешь от жизни? Неужели эта шлюха смогла тебя сломать?
— Замолчи! — взвился он.
— Только упоминание о ней еще может тебя расшевелить. Где ты, Риккардо? Где ты, тот человек, которого я люблю?
Де Вега молчал.
— Посиди здесь и подумай над моими словами. Может, хоть предки твои смогут тебя вразумить! — Кармен выбежала в слезах и закрылась в своих покоях. Она не знала, как спасти Риккардо.
К ее удивлению, де Вега сам зашел к ней; сколько времени прошло, она не помнила.
Граф был трезв, суров и решителен. В глазах его мелькали отблески неведомого пламени.
— Спасибо, Кармен, — он нежно поцеловал ее. — Ты спасла меня. Подсказала выход. Я этого никогда не забуду.
Вскоре Риккардо в одиночку ушел на Спящую гору, спустился через два дня, придерживая левую руку, замотанную в плащ. Обрезанную по запястью охотничью перчатку, что появилась на ней следующим утром, граф больше никогда не снимал. Даже когда спал. Может, только в ванной, но туда Риккардо к себе никого не допускал.
Мылся сам, не пуская слуг подливать горячую воду.
Он сжег портреты Патриции. Этому Кармен была только рада. Портреты сжег, а пепел развеял. Больше о Патриции он не говорил ни слова.
Подданные не узнавали своего графа. Он изменился. Стал жестче, решительнее, сразу взялся за запущенные дела. Разбирал тяжбы, намечал планы на десять лет вперед: строительство дорог, привлечение новых переселенцев, расширение шахт, развитие торговли. Он спал по четыре часа в сутки, путешествуя по графству из одного конца в другой, желая быть в курсе всех дел.
Новость о женитьбе Патриции и Васкеса оставила его внешне равнодушным. Так прошло два месяца, а потом, в конце зимы, в Кардес приехал Карл де Санчо.
— Риккардо, — Карл был взволнован, — ты слышал о новых указах короля Хорхе?
— О перераспределении налогов в его пользу — при том, что новые больше вводить нельзя? Об ограничении наших дружин и о прочих ограничениях прав знатных грандов? — спросил де Вега.
— Да, но и это еще не все. Хорхе планирует приставить к каждому из крупных землевладельцев своего чиновника, чтобы тот следил за нами.
— Эти указы полезны королевству в целом, но вредят нам с тобой, мой друг, — подвел итог Риккардо. Планы короля его нисколько не пугали.
— Что ты говоришь, как могут урезания наших прав быть полезны Камоэнсу? — возмутился Карл.
— Они способствуют централизации власти. Король превратит нас всех в своих подданных, возвысится, принижая грандов. Это называется абсолютизмом. В истории это уже было.
— Не считай меня полным идиотом, Риккардо, не то обозлюсь. Абсолютизм, ха-ха. — Де Санчо сжал кулаки.
— С этим ничего не поделаешь, Карл. Отдельные бунты обречены на провал. Вспомни, как быстро король подавил рокош графа Торе осенью. Маги, в нарушение Хартии, взорвали замок. И никто не возмутился. Все напуганы.
— Что ты предлагаешь нам — смириться и потерять веру предков?! — закричал вдруг де Санчо.
— Карл, что с тобой? — удивился Риккардо.
Его род перебрался из Остии в Камоэнс пятьсот лет назад, и все это время, судя по летописям, короли и Церковь грозились искоренить «возвращенцев» в Маракойе. И все пятьсот лет графы Далекого Края в ответ грозили им кулаком и невыплатой налогов. Не мечом, потому что дальше угроз и перепалок дело не заходило.
