Конвоир — его старый знакомый — плечистый детина. Подходит к Алонсо, смотрит выжидающе. Но гордому идальго сегодня не до игры на публику. На бледных губах Алонсо на миг появляется печальная улыбка.
— Пойдемте, монсеньор, — почти ласково обращается к нему конвоир.
Алонсо поднимается по ступеням сам.
— Вы, монсеньор, молодец, — продолжает солдат, — вот только сестру вашу жалко, красивая, зря вы ее за собой потянули.
— Заткнись, виллан! — срывается Алонсо, но солдат не обижается на его грубость.
Свист падающего ножа, обезглавленное тело бьется в агонии.
Винсент поднимает глаза к небу. Как быстро умирает человек. Один удар — и все. А небо смотрит и молчит. Где же Бог?
Выводят Анну, площадь гудит, люди напирают на солдат, те останавливают толпу, выставив вперед алебарды. Девушка бледна, круги вокруг глаз. Но от нее нельзя оторвать глаз. Она прекрасна. Трагическая красота. Длинное, до земли, платье, то самое, что было на ней в день пира, на плечи наброшен плащ, чтобы не мерзла. Руки ей не связывали.
— Сеньора, — громко, на всю замершую площадь, вздыхает растроганный конвоир, — вы бы графа попросили о помиловании, он у нас добрый…
В ответ добрый малый слышит лишь горький смех.
— Спасибо, солдат, — говорит Анна и протягивает ему руку для поцелуя. — Я не сержусь на тебя.
Удивленный конвоир неуклюже кланяется и едва касается ее нежной кожи своими обветренными губами. Анна скидывает плащ, встает на колени и кладет голову на плаху, липкую от крови ее брата. Высокий мастер откидывает с шеи роскошные волосы.
Вся площадь, как один человек, выдыхает:
— Пощады!
В ответ — тишина. На лице де Веги не дрогнул ни один мускул. Лишь руки выдавали его. Кисти сжались так, что кожа побелела и натянулась, словно вот-вот порвется.
Девушка — судя по одежде, из знатного рода — в траурном наряде, резко контрастирующем с ее локонами цвета свежей соломы, пробивается к графу. Свита ее не допускает.
— Сеньоры, передайте ему, что здесь Патриция де Васкес! — кричит, почти умоляет она. — Это очень важно! Быстрее!
У Ла Клавы замирает сердце. Может, вот оно, то чудо, которого ждут все?
Медленно капают секунды. Наконец ответ:
— Граф не желает вас видеть, сеньора. Он считает, что вам лучше всего идти домой.
— Вы не ошиблись?! Патриция, скажите ему — здесь Патриция! Он должен меня выслушать! — не сдается девушка.
В ответ лишь молчание.
— Риккардо де Вега! — надрывается она, но ее голос не слышен в общем гуле. Так звук падающей капли растворяется в шуме водопада.
Черноволосая головка катится в корзину с опилками, заливая свежеструганые доски густым кармином.
Девушка в трауре падает без чувств на руки слугам. Ла Клава вновь смотрит на небо. Оно молчит.
ГЛАВА 7
Кармен ля Турмеда, любовница и домоправительница графа Кардеса, любила последние дни весны.
Они проходят очень быстро, селяне закончили сев, и молодежь проводит время в игрищах и танцах. И никто не знает, расстанется завтра пара, что сегодня вместе прыгает через костер, или, наоборот, любовь уже навсегда связала их вместе.
Горожане тоже не отстают, ремесленные цеха устраивают пирушки, выставляя столы на всю улицу, прижимистые купцы сообща дают деньги на общественные праздники, а что уж говорить о свадьбах! На них золото и серебро в Кардесе никогда не жалели!
Весь Камоэнс справляет свадьбы осенью, считается, что это самое удачное время, но Кардес — особое графство, здесь свои обычаи. И весну тут уважают не меньше, чем осень. Есть время между севом и покосом — так почему же не справить свадебку?
Горожане, хоть и не знают полевых работ, но тоже одну недельку отводят под свадьбы. И нет выше чести для молодых, если сам граф с графиней подведут к священнику для святого обряда!
Кармен только что вернулась из города и очень обрадовалась, увидев Патрицию.
Та сидела в кресле на веранде, навес спасал ее от солнца. Скучая, она листала книжку — сборник сонетов известного в Мендоре поэта Луиса де Кордовы.
Девушка помнила большой скандал, что разразился осенью в столице, одновременно с ее историей. Поэт спорил с королевским магом Гийомом из-за своей невесты Изабеллы и, хоть силы были не равны, добился своего, заставил мага отступить. Вот только платой за это стало лицо. Пару «Изабелла и Луис» при дворе за глаза называли «Красавицей и Чудовищем».
Где-то рядом запел соловей. Патриция подняла взор и увидела Кармен. Приветливо улыбнулась.
— Здравствуй, Кармен.
— Доброе утро, Пат.
— Тебе идет это новое платье, Кармен.
— Спасибо, долго искала нужный оттенок атласа. Почему-то светло-розовый цвет нигде не достать. Торговец Хью Вискайно клялся, что ему пришлось его заказывать непосредственно в Остии.
— Ну, проблемы с тканью — это еще не самое страшное. Помню, как я не могла найти достойную швею перед балом в Мендоре. Когда мы приехал, все мастерицы уже работали на столичных дам. — Пат замолкла, это воспоминание ей не понравилось.
— Кстати, Пат, у меня к тебе просьба, — перевела разговор на другую тему Кармен.
— Слушаю.
— Сегодня ко мне обратились члены городского совета Осбена. У нас есть обычай. Граф с супругой могут оказать большую честь своим подданным, если побывают на свадьбе и поздравят молодых.
— Я не супруга графа де Веги, — холодно ответила Патриция.
— Нет, это необязательно. Я неточно объяснила. Граф и женщина его ранга. Это может быть родственница, гостья, как ты. Такое уже бывало раньше, два года назад, когда приезжал граф Ла Клава с сестрой. Она была спутницей Риккардо. Очень неприятная, скажу я тебе, девушка, хоть и привлекательная. Смотрелись они ужасно.
— А почему ты не подходишь на эту роль? — спросила Патриция, проигнорировав попытку Кармен перевести ее внимание на менее важную тему.
— Осбенцы меня уважают, но я все же дочь простого рыцаря, а не гранда, — улыбнулась Кармен. — А это для них важно. Прошу — порадуй горожан. Они будут счастливы видеть тебя на своем празднике. Ты им понравилась.
— И когда же я успела им приглянуться? — удивилась Пат.
— Они видели тебя в городе во время прогулок. Отметили красоту и приветливость. Соглашайся, Пат. Будет весело и забавно.
— Хорошо, — улыбнулась Пат, — надеюсь, мои ожидания не обманутся. — Но тут вдруг девушка внезапно помрачнела. — Нет, Кармен, не выйдет.
— Почему? — удивилась та.
— Я ношу траур. Не время для праздников.
— Этим ты никак не оскорбишь память близких, Пат. Я уверена, твой муж был бы рад видеть тебя улыбающейся. Он не хотел бы, чтобы ты засохла в тоске и печали.
