Юноша лежал тихо, потому что голос Мамлюка зазвучал совсем рядом.
– Она жива! – радостно вопил Мамлюк. – Я вернул себе беглую рабыню! Женщина, теперь ты отправишься в Кастагвардию, где торгуют рабами, и тебе там отрубят руки, ноги и уши. А то, что останется, прикуют к фонтану на рабской площади до конца твоих дней, как предупреждение для рабов, задумавших убежать. Я с удовольствием сам тебя туда привезу, у меня как раз дела в Кастагвардии.
Свистнул кнут. Послышался звук удара и приглушенный вскрик.
Каспар понял, что хлестнули Урсулу. Но столкнуть Перрена было невозможно, так что юноше ничего не оставалось, кроме как лежать и слушать, что творится снаружи. Он старался держать голову над жидкой грязью, чтобы не захлебнуться; одна нога его начала затекать. Плечо, придавленное горовиком, отчаянно болело. Когда Перрен наконец сдвинулся с места, Каспар замигал от света.
Давясь злобой, он выкарабкался наружу. Но все, что мог сделать, чтобы выплеснуть свое отчаяние, – это врезать кулаком Перрену по носу. И тут же пожалел об этом, разбив в кровь костяшки пальцев.
Когда они с Перреном вернулись на причал, там уже не было ни души. Палатки сняли, Урсула исчезла. Все, что осталось, – это пустые загоны и мертвые медведи. Маленький медвежонок лежал на спине, разбросав короткие лапы; там, где на морде запекся кровавый след от удара цепью, ползали мухи. Однако Каспар сомневался, что медвежонок умер от этого удара. Глаза его были распахнуты, и в них читался почти человеческий ужас.
Второй медведь, которого сам Каспар убил выстрелом, лежал возле огня огромной темной кучей. Юноша с трудом повернул его мертвую морду и взглянул на кровоточащие стеклянные глаза. В углах глаз и в пасти копошились целые комки мух.
– Волк! – проблеял рядом знакомый голосок.
Каспар распрямился и злобно взглянул на Папоротника.
– Что ты заладил – волк, волк? Что ты имеешь в виду?
– Он пахнет волком.
– Всякому ясно, что это медведь.
– Всякому ясно, что он пахнет как волк, и притом очень страшный!
– Ты что, не веришь своим глазам?
– А ты что, не веришь своему носу? Множество людей меняет обличье, как хочет, и обманывает взгляд. Но нюх не обманешь, каждый пахнет самим собой. – Папоротник презрительно фыркнул. – Ну, теперь он уже ушел.
Он еще понюхал землю и взглянул на восток, на пламенеющее море, где виднелись три узких паруса, гонимые ветром на юг. К бельбидийскому баронству Квертос.
– Он поплыл по морю? – терпеливо спросил Каспар, стараясь понять лёсика.
Папоротник помотал головой и кивнул на противоположный берег устья реки, где уже стоял Трог, заливаясь лаем.
– Как он туда попал? – спросил Каспар.
Ответ был очевиден. Его указала Рунка, пустившись вплавь через узкий поток, прочерчивающий грязную землю, обнаженную отливом. Каспар понял, что туда-то им и нужно. Он зашагал по вязкому дну, по колено увязая в грязи; одежда его скоро промокла. Остальные спешили следом. Волчонок уже выбрался на твердую землю и что-то вынюхивал. Увидев, что хозяева приближаются, Рунка радостно побежала дальше по берегу, иногда оглядываясь, чтобы проверить, идут ли за ней.
Каспар хромал впереди всех. За ним Перрен с плачущей Ланой на руках. Юный дворянин с каштановыми волосами порой останавливался и разглядывал дорогу под ногами, ища, что же могло так заинтересовать волчонка. Отпечатки копыт! Более того, Каспар сразу узнал эти крупные круглые следы.
– Огнебой! – вскричал он, указывая на следы Папоротнику и Перрену.
– Да, они увели благородного Огнебоя с собой, и Урсулу тоже, – сетовал лёсик.
Каспар мрачно смотрел на следы. Наряду с полукруглыми отпечатками подков были видны еще узенькие следы женской ноги. И огромные отпечатки сапог, должно быть, принадлежавшие Мамлюку. И еще один вид следов – длинные и узкие, оставленные волкочеловеком.
– Когда был прилив, их, должно быть, переправили на лодках, – резонно заметил Перрен.
Сейчас он выглядел как бесформенное морское чудовище из-за рваных, сочащихся грязью повязок на лице и руках.
Здраво рассудив, что все равно он теперь не похож на человека, переболевшего оспой, горовик сорвал с себя тряпки.
Путники пересекли границу Бельбидии и теперь шли по бесконечным песчаным дюнам Южной Ваалаки. Жесткая голубовато-серая трава похрустывала под ногами, и так длилось много тоскливых дней. К глубокой своей досаде, Каспар обнаружил, что теперь, когда Перрен нес сестренку Нейта, именно он, торра-альтанец, всех задерживает. Лана после смерти брата стала очень тихой и подавленной. В первую ночь им пришлось остановиться довольно рано из-за того, что колено Каспара жутко разболелось, он даже боялся, что не сможет на следующий день идти. Однако наутро, отдохнув, юноша снова собрался с силами при виде следов Огнебоя, явно упиравшегося и не желавшего идти. Копыта глубоко впечатались в мягкий грунт.
Хотя Каспар волновался из-за Ланы и всячески пытался ее утешить сказками и заверениями, что все ей будут рады в Торра-Альте, девочка все равно плакала по ночам, нарушая всхлипами безмолвие ваалаканских пустошей. Но сильнее всего юноша беспокоился о Некронде. Теперь он был более чем когда-либо уверен, что Яйцо украл человек в волчьей шкуре – может быть, при помощи Мамлюка. Иначе как бы ему удалось вселить в медведя древний дух зла?
Юноша утешал себя лестными мыслями, что тот пока не умеет правильно обращаться с Некрондом и контролировать его, потому что это под силу одному ему, Каспару. Но он понимал, что со временем волкочеловек научится управлять Яйцом. И это случится очень скоро.
На третий день Каспару пришлось попросить Перрена нести его вместе с Ланой. Это обеспокоило Трога, который прыгал у ног горовика и хватал его за ботинки, решив, что тот делает с хозяином что-то не то. Все текло без особых изменений. На шестой день путники сменили направление.
Широкая, заболоченная дельта нескольких рек на пути заставила Мамлюка повернуть в глубь материка, и Каспар с товарищами продолжали идти по следам Огнебоя вверх по течению.
Папоротник остановился как вкопанный, когда Трог и волчонок дружно бросились вперед.
Пес принюхался – и стрелой метнулся в камыши. Рунка некоторое время изумленно созерцала его, склонив набок голову, а потом попыталась сделать все точно как он – но только неловко плюхнулась в воду. Трог по крови был офидийский змеелов, умелый охотник, и вскоре он появился с добычей – тремя крупными красными жабами. Гордо разложив их рядком, он снова устремился в тростники, а волчонок в это время неловко прыгал по мелководью, окатывая всех фонтанами брызг.
Впервые за несколько дней Каспар рассмеялся, даже Лана чуть улыбнулась углами губ, когда очередная жаба выпустила Рунке в морду струю черной жидкости. Рунка отскочила, тряся головой.
