Единорог был даже выше Огнебоя, с еще более развитыми мускулами и могучей грудью. От сверкающей шкуры отражалось солнце, заставляя Май слепо моргать. Она заглянула в темные влажные глаза зверя и с трудом сглотнула, не зная, что делать теперь. И тут ее слуха коснулся отдаленный крик. Это звал Амариллис.
От звука его голоса у Май перехватило дыхание. Часть ее души рванулась обратно, к нему, но девушка обуздала себя. Она знала, что в ней всего-навсего говорит страх взглянуть в лицо собственному будущему. И так все всегда считали, что она не способна ничего сделать сама! Да что там – Май была о себе того же мнения. Должно быть, пришло время это изменить.
Она усилием воли отбросила страхи и шагнула навстречу единорогу. Тот не двинулся и смиренно поджидал ее. Девушка коснулась его лба дрожащими пальцами, и царственный зверь не отпрянул, но покорно позволил подвести себя к дереву. Май вскарабкалась на нижнюю ветку дуба, чтобы оттуда перелезть на спину единорогу.
Оказавшись у зверя на спине, она испугалась высоты и скорости, с которой он прянул вперед. Вцепившись ему в гриву, она прошептала:
– Неси меня в Кастагвардию!
И единорог, послушный ее словам, понес девушку на восток.
Она не смела глядеть вниз – так стремительно проносилась под ногами земля. Пейзаж по бокам сливался в сплошные полосы. Май почувствовала что-то вроде восторга – неожиданная свобода ударила в голову как вино. Грохоча копытами, единорог мчался, получая наслаждение просто от возможности дышать и касаться ногами земли. Май пригнулась к его шее, но галоп единорога был таким мягким, что она больше не страшилась упасть.
Они промчались мимо пастуха со стадом. Перепуганные овцы с блеянием бросились врассыпную, в спину Май полетели сердитые крики пастуха. Девушка поняла, что губы ее растянулись в улыбке. Первый раз за свою ничем не примечательную жизнь она что-то предприняла сама!
Вскоре она уже привыкла к огромной скорости, успокоилась и смогла поразмыслить. Море и порт Скуас-Риа остались позади, слившись с линией горизонта, и девушка с нежданным чувством вины поняла, что Амариллис ее уже не догонит. Она закусила губу и крикнула единорогу скакать еще быстрее, радуясь бешеной скачке как возможности обогнать собственное горе. Теперь меня даже Огнебой не догонит, подумала она – и тут только поняла, что Каспар потерян для нее навсегда. Больше у него нет шансов ее найти. Сердце Май сжалось.
Единорог чуть сбавил скорость, будто почуяв ее минутную слабость.
Начался дождь. Перед Май распахнулась мрачная долина, размытая земля превратилась в грязь. Даже у единорога чавкало под копытами. Борясь со слабостью, Май сжала зубы и ударила пятками по белоснежным бокам зверя. С криком ярости он рванулся вперед с немыслимой быстротой.
Май ехала день и ночь напролет, остановившись попить и передохнуть, только когда стало ясно, что она валится на землю от усталости. Единорог не отошел пастись, но охранял ее, спящую, стоя над ней всю ночь. Весь следующий день Май снова скакала, в голове ее слегка мутилось от скорости, но ни это, ни голод и усталость не притупляли щемящего чувства утраты. Вся прежняя жизнь осталась позади. Девушка заставляла себя думать об Амариллисе, тщетно надеясь, что это перебьет тоску по Спару.
Дождь все не прекращался. Мелкая, но бесконечная морось висела в воздухе. Май промокла до костей, но едва замечала это от печали и страха быстрой скачки.
Миновал третий день галопа, наступила ночь, а Май все скакала вперед, лунный свет, как иней, мерцал на серебряной спине ее скакуна. Наконец мягкий свет коснулся шпилей отдаленного города, чьи белые стены сияли ярче светильника. Так Май впервые увидела Кастабрицию, столицу Кеолотии, о которой она слышала в трактире рассказ моряка.
Зная, что Кастагвардия лежит всего в нескольких лигах к северу, она решила остановиться на отдых. Светлые стволы осин кивали и клонились, зовя к себе, и единорог направил бег в глубину леса. Постоянный шепот неспокойных осиновых ветвей казался Май знакомым и ласковым. Вскоре она отыскала мягкую кучу листьев, в которую и зарылась, изможденная до предела.
Девушка провалилась в сон, едва закрыла глаза, – но сон ее был тревожным. Всю ночь ее мучили кошмары. В самом далеком уголке сознания таилась горбатая тень. Май знала о ее присутствии, но никак не могла разглядеть, что это такое. Стоило ей поймать тень внутренним взором, как та тотчас же пряталась еще глубже в подсознание. Но Май знала, что зло где-то неподалеку и подбирается все ближе. Она чувствовала злобную радость этой твари, что Май наконец-то одна. Девушка пыталась убежать, но ноги ее оказались связаны, а руки были слишком слабы, чтобы развязать узлы. Тогда она уронила Некронд, и тень подхватила его с воем торжества. Черномордые волки с рваными животами и выпущенными наружу кишками вырвались из темной комнаты в разуме Май; глаза их полыхали красным огнем, они обожгли девушку взглядом и целой стаей рванулись куда-то вовне.
Май проснулась с криком – и услышала, как фыркает над ней единорог, роя копытом землю. Дрожа, она прижала серебряный ларчик к груди. Девушка чувствовала себя как после насилия. Что-то чуждое пробралось в ее сон и поселилось там. Она поняла, что отныне должна стараться бодрствовать. Засыпать становилось опасно.
Май встала и обхватила себя руками, стараясь остановить дрожь. Тщетно повторяла она себе, что вовсе не боится – она же, в конце концов, торра-альтанка.
– Пойди, попей воды и поешь чего-нибудь, – приказала она единорогу.
Тот с готовностью устремился прочь, длинный рог то и дело задевал за ветки деревьев. Девушка снова подумала, что единорог, кажется, животное открытых равнин, а не лесных чащ, как она раньше представляла. Зверь понюхал воздух и пошел к ближайшему родничку, где, склонившись, начал жадно пить. Май пожалела его, поняв, что вела себя бессердечно, заставляя скакуна мчаться с такой скоростью и не думая, каково ему от этого. За прошедший день они, должно быть, миновали много луж, родников и озер, а она даже не заметила. Серебряная шкура единорога была забрызгана грязью и испачкана потоками пота, а зоркие глаза стали мутнее, чем были поначалу.
Все еще было темно, и девушка решилась продолжить путь мимо столицы к северу. Дорога вела вдоль канала, направленного точно в сторону Кастагвардии. По бокам дороги имелись глубокие сточные канавы, и в кои-то веки кеолотианская грязь не чавкала прямо на тракте. Единорогу было легче бежать, так что еще до рассвета он вышел на северную дорогу.
Впереди вздымалась черная башня, глядящая на окрестную равнину. Это и была Кастагвардия. Бледное солнце сквозь облака не могло оживить цвета мрачного здания, но Май различила вдали туманную гряду горных клыков, тянувшуюся не менее чем на двести миль к северу. Не нужно было объяснять, что это и есть полые горы Каланзира.
Май очень не хотела отправлять единорога обратно в Иномирье, но понимала, что должна так поступить. Сразу же при этой мысли девушка почувствовала его злобу и разочарование. Как Май могла отплатить ему за верную службу такой неблагодарностью? Как могла теперь послать его обратно, к бестелесной, бессмысленной жизни в Иномирье, где он никогда не коснется Великой Матери?
