Но, лишившиеся своих голосов, эльцы умерли. Ведь для них разучиться петь равносильно потере души.
Порой я думаю, что больше не знаю Алессандроса. Он перестал быть тем человеком, которого я когда-то любил — моим ближайшим другом и наперсником.
Башня Небес
Олтон шел в своих снах. Снах, полных темных, перепутанных ветвей, выжженных, пустых полян. В минуты глубочайшего отчаяния к нему приходила Кариган в своем небесном наряде. Она была рядом, нашептывала слова любви, а затем исчезала, растворяясь в каком-то ужасном и отвратительном существе. Олтон трясся, корчился в объятиях лихорадки, иногда пробуждался и обнаруживал вокруг себя пустоту, а затем снова проваливался в страшную, всепоглощающую тьму.
Во время одного из таких пробуждений он стал шарить вокруг себя дрожащими от слабости руками. Странно, вместо сырой и мшистой почвы он ощутил под собой пол, сложенный из каменных плит. Пол был прохладным и приятно остужал охваченное жаром тело. Прижавшись щекой к камню, Олтон стал припоминать что-то, связанное с башней… вроде бы, он куда-то входил. Если так, то он наконец может вздохнуть с облегчением. Он вышел-таки из Леса и теперь находится в безопасности.
На этот раз он спокойно заснул. Кошмары не возвращались, но сны были странные. Олтону снилось, что он разговаривает с камнем, ощущает пульсацию, поднимавшуюся от пола и пронизывающую все его тело.
Он не знал, сколько прошло времени, прежде чем он снова очнулся. Обнаружил, что лежит на спине, а над ним расстилается звездное небо. Это напугало его, ведь он должен был находиться в башне… Странно. Он ощущал под собой каменный пол, вокруг стояла тишина, так не похожая на звуки ночного леса. Ни ветерка, ни малейшего движения поблизости. Должно быть, лихорадка поразила не только его мозг, но и органы чувств.
Ощупав пространство вокруг себя, Олтон обнаружил каменную колонну и с большим трудом сел, опершись на нее. Сразу же накатила дурнота, желудок содрогался в бесполезных конвульсиях. Когда все прошло, он отважился кое-как подняться на ноги. Острая боль разрывала бедра и ноги, и Олтону стоило больших усилий не упасть.
Колонна, на которую он опирался, на поверку оказалась тумбой, доходившей ему до пояса. Пошарив по ее верхушке, Олтон обнаружил вмонтированный гладкий камень. Его прикосновение породило легкое потрескивание и свечение внутри камня, которое затем превратилось в ровный зеленый сноп света. Он окрашивал кожу Олтона в бледно-зеленый цвет, но мало помогал в освещении пространства вокруг.
— Похоже, время настало, Орла, — раздался голос из темноты.
Олтон замер от изумления, чувствуя, как трепещет каждая клеточка его тела.
— Надеюсь, ты использовал все это время для обдумывания последующих шагов? Или ты снова валял дурака? — Определить источник звука не представлялось возможным, комната казалась пустой.
Олтон напряженно пялился в темноту, пытаясь осознать новую угрозу.
— А почему мы сидим в темноте, Орла?
— Эй! — рискнул подать голос Олтон.
Прошла, кажется, вечность, прежде чем снова раздался бесплотный голос — на сей раз в нем звучало раздражение:
— Ты не Орла.
— М-м, нет. Меня зовут Олтон.
И в этот момент чудесным образом возник и излился прямо на него интенсивный золотой свет. Всадник отчаянно заморгал, пытаясь заново привыкнуть к такому яркому освещению. Он обнаружил, что стоит на травянистой равнине, перемежавшейся невысокими холмами.
— Какого черта?!
Это что — очередной фокус больного сознания или его перенесли невесть куда? Непосредственно у себя под ногами Олтон разглядел каменные плиты, выложенные кругами. Эти круги расходились далеко, теряясь среди травы. По обе стороны от него вздымались огромные арки, которые никуда не вели, а просто обрамляли горизонт. Волнистые колонны окружали площадку, но их капители с завитками служили поддержкой голубому небу.
Неподалеку у чайного столика сидел старик с длинными обвислыми усами и с любопытством смотрел на Олтона. В руке он держал чашечку чая, из которой время от времени прихлебывал.
На столике, возле его локтя, лежала доска для игры в «интригу», она была вся затянута паутиной.
Ничего себе местечко! Всадник внимательно разглядывал окрестности: легкие перистые облака пересекали небо, на лицо ему падали солнечные лучи. Серебристо-зеленые травы шуршали на легком ветерке.
— Где я?
— Как это где, парень? В Хаэтен Таундрил, конечно. Ну, слава Богам, хоть одно знакомое название! «Башня Небес».
— Ну да, конечно.
Однако это совсем не напоминало никакую башню, а уж Олтон их повидал немало на своем веку.
— Я… не понимаю.
Старик насмешливо фыркнул.
— А откуда еще лучше наблюдать за небесами, парень, если не с открытой равнины?
— Так я не в башне?
— Почему же? Это именно Башня Небес.
Больше он ничего не счел нужным добавить. Олтон полагал, что некая логика присутствовала в его словах — странная, бессвязная логика, характерная для наших снов.
— А вы? — спросил Олтон. — Кто вы такой? Привидение в некотором роде?
— Не совсем, — снова фыркнул старик. — Я Мердиген, величайший чародей и Хранитель. Ну, точнее сказать, его магическая проекция. Куда более точная и полезная, чем обычный призрак.
— Так вы… нереальный?
Мердиген аж поперхнулся своим чаем:
— Что значит нереальный? Я вполне реальная проекция великого мага Мердигена.
— О!
В глазах у Олтона потемнело, он покачнулся и схватился за тумбу, чтобы не упасть.
— Ты разбудил меня, когда прикоснулся к Камню.
— Какому Камню?
— Он у тебя под рукой, парень.
Зеленый камень наверху тумбы был отшлифован в блестящий правильный овал.
— Вот этот, турмалиновый?
— Да-да-да, — закивал старик. — Я являюсь Стражем. Когда надо, помогаю Хранителям Стены разобраться с их детищем. Но ты ведь не Хранитель?
— Нет. Вернее, да — в некотором смысле. А также Зеленый Всадник.
Мердиген проворно склонился вперед, в глазах его блеснул живой интерес.
— Ну, и как война?
— Какая война? — Олтон с трудом улавливал смысл происходящего.
— Ну да, война… Удалось старине Смидхе побить Мирвеллов? В последний раз Орла сообщил мне, что Всадники приняли сторону Хилландеров.
— А, так вы имеете в виду Войну Кланов, — потряс головой Олтон. — Ту, что закончилась двести лет назад.
— Что? — Мердиген вскочил на ноги с прыткостью, завидной для пожилого человека, вернее, для проекции пожилого человека. — Прошло двести лет с тех пор, и никто ни разу меня не призвал? Что за безумие!
