Первосвященник осенил себя знаком восходящей луны:
— Да сохрани нас Аэрик!
Кастелян с недоверием покачал головой.
— Сдается мне, что мы скорее во власти Сальвистара, чем Аэрика…
Голос старика совсем упал, и Кариган пришлось напрячь слух, чтобы расслышать окончание его тирады.
— Во всем виноват этот старый дурак. Он должен был потрудиться произвести на свет ребенка и официально объявить его своим наследника… А он, вместо того, сталкивал лбами вождей кланов — будто играл в «интригу»! Похоже, король таким образом получал удовольствие. Да что там, чертов ублюдок попросту наслаждался произведенным эффектом! — кастелян умолк, потирая подбородок. — Не удивлюсь, если это запланированная акция. Так сказать, прощальная шутка над кланами Сакора…
— Неважно, кто победит в этой войне, — вздохнул первосвященник. — Главное, чтобы кланы Сакоридии снова объединились. Нашей бедной стране так нужен мир…
У Кариган ум за разум заходил. Возможно ли, чтобы сейчас, на ее глазах, зарождалась Война Кланов? Или она спит наяву? Насколько она помнит, чайка являлась гербом клана Силендеров. Тогда выходит, на похоронных носилках возлежал король Агат Силендер — последний в своей династии. В разразившейся затем войне победил вождь клана Хилланде-ров, очередным правителем стал Смидхе Хилландер. Он полностью оправдал надежды первосвященника: объединил все кланы и подарил стране более чем двухсотлетний мир и процветание. Собственно, Сакоридия и по сей день наслаждается ими.
Двести лет… То, что она сейчас видела, происходило два столетия назад…
Стук конских копыт снова вернулся. Пол уходил из-под ног Кариган, и она окунулась в поток быстро мелькающих полос света и тьмы. Световые пятна отбрасывали причудливые тени на каменные стены, но только затем, чтобы снова швырнуть девушку в темный провал. Затем снова свет… и так до бесконечности.
Люди появлялись и исчезали, оставляя после себя лишь мимолетные образы. Их речь, смешиваясь с отстающим эхом, сливалась в невнятный поток — будто разговаривали призраки.
Путешествие — если только дозволительно употребить это слово — закончилось внезапной остановкой: Кариган шлепнулась на каменный пол.
Мотая головой, она поднялась на ноги и огляделась. Черт, она находилась в том же самом месте, где повстречалась со священником и кастеляном. Если она и перемещалась, то отнюдь не в физическом пространстве.
В нишах по-прежнему потрескивали факелы, дым спиральными витками поднимался к закопченному потолку. По стенам были развешаны яркие гобелены и геральдические щиты: в переменчивом свете гордо поблескивали старинные гербы. Вот Морская Роза и Черный Медведь, а здесь — Сокол и вечнозеленый Страстоцвет. Эти символы уже сотни лет не использовались, поскольку принадлежали давно ушедшим династиям.
«Как же далеко меня закинуло, — подумала девушка. — Как глубоко во времени?..»
В коридоре толпились солдаты — большинство в черно-серебряных мундирах. Но встречались здесь и другие цвета, иные гербы, создавая впечатляющее многоцветье. Непрекращающаяся речь сливалась в ее ушах в сплошной гул. Краски, свет и шум — все вместе это просто ошеломляло Кариган.
Как и прежде, никто ее не видел. Но время от времени в ее сторону бросались опасливые взгляды, разговоры при этом смолкали. Когда девушка тронулась вперед, толпа расступалась перед ней.
Мимо нее поспешно прошли двое. Одна из них — высокая женщина в легком вооружении с зеленым плащом, перекинутым через плечо.
Помимо этого, при ней был плед в сине-зеленую клетку, у пояса сабля и витой рог. Кариган успела разглядеть у нее брошь в виде крылатого коня. Ее собственная брошь мгновенно отозвалась легкой вибрацией, которая разошлась по всем нервным окончаниям.
Этот плед, так же как и сабля, были хорошо знакомы Кариган. Плед драпировал останки Первого Всадника, Лил Амбриот, которые хранились в подземелье замка. Сабля теперь принадлежала самой Кариган.
Мужчина, сопровождавший Первого Всадника, являлся обладателем роскошной гривы седых волос и всклокоченной бороды. Он тоже был вооружен: у пояса висел внушительный меч. На голове его красовалась золотая, украшенная каменьями корона, которую Кариган недавно видела на груди у Агата Силендера. При появлении парочки солдаты перешептывались и поспешно падали на колени.
Мужчина не мог быть не кем другим, как королем Джонеусом, первым верховным королем Сакоридии. Короновали его тысячу лет назад, как раз по окончании Долгой войны.
Да уж, забросило ее далеко. Без сомнения, очень далеко.
Дневник Адриакса эль Фекса
Магия, которую вынужден был применить Алессандрос при разрушении местных поселений, привлекла внимание элт в их цитадели. Поздней ночью к нам прибыли эмиссары, облаченные в блестящие латы. Любопытно, молочно-белый металл, из которого они были изготовлены, казалось, аккумулировал лунный свет. Посланники в весьма жесткой форме потребовали, чтобы мы навсегда покинули эти берега. И никогда больше не возвращались…
Я был там и видел, как в глазах Алессандроса зажегся огонь былой страсти при виде элт. Помнится, в свое время он высказывал мне предположение, что этот народ является собственно хранилищем этерии, а не извлекает ее извне при помощи своего искусства. Так или иначе, но принц задержал посланников — всех, кроме одного. Его Алессандрос отправил обратно, к их королеве, дабы тот достает ей ультиматум. Либо элт покорятся Империи, либо будут наказаны жестокой войной. Такая категоричность встревожила меня и генерала Спурлохе, но мы успокаивали себя тем, что, возможно, принц просто блефует. Кто знает, на что способны эти элт? Эмиссары остались у нас на правах заложников.
Алессандрос не отходил от них, буквально засыпая вопросами. При этом он пожирал их глазами, как лев пойманную жертву. Однако элт отказались сообщать какую бы то ни было информацию. У принца не оставалось другого выбора, как подвергнуть их насилию. Упрямство одного из пленников, увы, стоило ему жизни. Алессандрос — так же, как и двое его товарищей — был очень расстроен сим фактом. Тем более что один из оставшихся в живых элт характеризовал это как гнусное, богомерзкое деяние. Он заявил, что для его народа человеческая жизнь имеет абсолютную ценность. «Так же, как и для аркозийцев», — парировал Алессандрос.
«Разве ваши аркозийцы живут вечной жизнью, как мы?» — вырвалось у одного пленника, но, поймав гневный взгляд своего товарища, он тут же прикусил язык. Алессандроса же эта оговорка подстегнула и подвигла на дальнейшие расспросы.
Спурлок
Уэлдон Спурлок прохаживался меж письменных столов, за которыми усердно трудились его клерки: переписывали письма и документы. В комнате царила полная тишина, нарушаемая лишь звуком его шагов да поскрипыванием перьев.
У стола Феннинга он остановился. Не то, чтобы тот плохо трудился. Напротив, он быстро продвигался в своей работе, четко и аккуратно выводя буковки на листе. Просто Спурлоку нравилось стоять над душой у парня и наблюдать, как присутствие начальника нагоняет ужас на клерка и заставляет писать все быстрее и быстрее. На щеках Феннинга проступили красные пятна. В какой-то момент нервы его не выдержали, и на бумаге появилась целая россыпь мелких клякс.
