«Дело, братцы, пахнет отчислением!» — эта мысль неотвязно ворочалась в голове Царицына, как шипучая змея. А во всём виноват проклятущий Тихогромыч! Ваня, конечно, успел добраться в Жуковку и прибрать валявшуюся на газоне красную корочку, благо, журналист Уроцкий ещё не проснулся. Однако, возвращаясь в училище, кадет Царицын попал прямо в лапы лейтенанта Быкова. Причём в самый ответственный момент, а именно в роковой миг перелезания через забор.
— Сплошнейшее безобразие! — повторял генерал, с беспомощным видом оглядываясь на Савенкова. Однако старый контрразведчик и сектоборец слушал рассказ Царицына с нескрываемым любопытством, а иногда даже со стула подскакивал и начинал расхаживать, потирая руки, пожирая Иванушку взглядом.
— Позорище на всю страну! — стонал Еропкин, откидывая седую голову и закрывая ладонью глаза. — Что теперь делать? Как быть?..
И вдруг спросил кратко, не отрывая ладони от глаз:
— Нашли хоть? Царицын вздрогнул:
— Так точно, товарищ генерал-полковник. Нашли…
— А этот… Урод… Урицкий… — генерал несколько замялся, подыскивая приличествующее слово. — Журналист… видел Вас?
— Никак нет, товарищ генерал-полковник, — поспешно ответил Иванушка и шмыгнул носом.
— Он ещё спал. И собаки тоже спали. Я осторожно перелез, подбежал, а удостоверение на траве лежало, прямо возле пушки.
— Быков, — глухо позвал начальник училища. — Надо бы орудие-то… это самое… вернуть бы его на место. И желательно без шума. Попросите старшину, пусть подгонит туда грузовик… ну и… чтобы всё грамотно.
— Есть, товарищ генерал, — кивнул Быков, пряча улыбку.
— Я сожалею, дорогой друг Севастьян Куприянович, что Вы поневоле сделались свидетелем этого скандала, — Еропкин обернул красное лицо к Савенкову. — Хочу заверить Вас, что таких недисциплинированных, распущенных хулиганов, как Царицын, в нашем училище больше нет. Это уникальный случай.
— М-да, случай и правда редкий, — усмехнулся Савенков, глядя на Иванушку поверх очков. — Молодой человек очень изобретателен.
— Разрешите доложить, товарищ генерал, — подал голос Быков. — Насчёт изобретательности — очень верно замечено. Под его руководством наши воспитанники не один фокус отчебучили. То ракету самодельную изготовят, то памятник Суворова конфискованными ландышами по пояс завалят, а ещё был случай — изобрели новый способ подметания территории. С использованием мускульной силы служебных собак. Было такое, Царицын?
— Виноват, товарищ генерал, — Иванушка опустил голову. — Пожалуйста, не отчисляйте меня. Я исправлюсь, честное кадетское слово…
— Погодите-погодите, я припоминаю! — насторожился Еропкин. — Самодельную ракету… это которая угодила в окно известного писателя?
Быков уточнил, что праздничная ракета была запущена в честь дня рождения графа Суворова, а к писателю залетела абсолютно случайно.
— Постойте! — генерал щёлкнул пальцами. — Ведь Вы докладывали мне, что ракету придумал этот самый… отличник наш, юный гений, лучший в училище… как его фамилия, вылетело из памяти. Прозвище ещё смешное у него — Иван Царевич. Лейтенант, напомните фамилию вундеркинда из Вашей роты…
— Вот он и есть, товарищ генерал-полковник. Перед Вами, — сказал лейтенант Быков, кивая на провинившегося кадета. — Иван Царицын, по прозвищу Иван Царевич. Призёр многочисленных конкурсов и олимпиад, главный хулиган в моей роте. Замучал своими фокусами, товарищ генерал-полковник.
— Минуту! — Еропкин вздрогнул. — Теперь я вспомнил: действительно, Иван Царицын! Ведь это Вы, молодой человек, минувшей зимой победили в городской олимпиаде по истории Отечества?
— Так точно, товарищ генерал-полковник, — ответил за Иванушку Быков.
— А конкурс на приз мэра по химии? А кубок Северного округа по радиоэлектронике — тоже Ваша заслуга, не так ли?
— Лучший ученик в параллели, товарищ генерал-полковник, — доложил Быков не без гордости. — За прошлый год заработал училищу четыре медали, два кубка, шесть почётных грамот и переходящий портрет Крузенштерна.
— Послушайте, Иван Царевич, — спросил доктор Савенков как бы невзначай, — а Вы по-английски разговаривать умеете?
— Разрешите доложить, — опять встрял Быков. — Болтает, стервец, со страшной силой. Полгода назад цинично обманул известного детского писателя Мылкина. Позвонил писателю домой, назвался сыном американского генконсула. И на чистейшем американском диалекте пятнадцать минут умолял о встрече. Дескать, мечтает заполучить автограф великого писателя.
— Мылкин? Это который про юных ведьмочек целый сериал написал? — спросил Еропкин. — Знаю-знаю, у меня внучка читает.
Сказав последнюю фразу, генерал погрустнел.
— Так точно, про ведьмочек. Про 38 людоедов. Тот самый Эд Мылкин. Его книжки теперь на английский переведены. В итоге, очень нехорошо получилось. Писатель пришёл в условленное место, а никакого сына американского генконсула там не оказалось. Зато оказалась большая толпа пьяных байкеров из группировки «Ландскнехты преисподней», у них в этом скверике как раз что-то навроде слёта происходило.
— И что?
— Ну… напугали писателя немножко. Впрочем, он вскоре оправился, сейчас опять книжки пишет.
— Скажите, Быков, а почему… я только сейчас узнаю об этом? По какой причине не докладывали? — поинтересовался начальник училища, глядя чуть исподлобья, как лев на провинившегося жирафа.
— Ну так… товарищ генерал, мы не хотели Вас беспокоить по мелочам. Царицын своевременно понёс заслуженное наказание.
— Так точно, — буркнул Ваня. — Шесть нарядов по столовой: кастрюли драить.
— Минутку. Разрешите полюбопытствовать, — остро сощурился доктор Савенков, — писатель, получивший праздничную ракету в окно, и писатель, которого заманили на съезд байкеров, — одно и то же лицо, не так ли? За что господа кадеты так невзлюбили Мылкина?
— Разрешите честно сказать, товарищ генерал-полковник? — Царицын поднял глаза. — Этот человек написал учебник по истории, в котором представил Александра Васильевича Суворова сумасшедшим, сварливым алкоголиком. А суворовская «Наука побеждать» в этом учебнике преподносится как «наука дребезжать».
— Вам не удастся выкрутиться, Царицын, — вздохнул генерал. — Мы Вас всё равно отчислим. Ваша месть писателю Эдуарду Мылкину и журналисту Уроцкому — дерзкое самоуправство. Такие хулиганские выходки, знаете ли, несовместимы со званием суворовца.
Эти слова обожгли Ваню. Его качнуло, тихо закружилась голова.
— Товарищ генерал… нет! Пожалуйста, не выгоняйте, — прошептал кадет.
Мысли смешались в голове Царицына, он хотел сказать, хотел объяснить, что это была не бездумная шалость! Ещё в прошлом году Ваня запоем читал книги о великой Империи, об офицерской чести… и смотрел старинные фотографии, поражаясь тому, какие удивительные лица были у царских офицеров. Как у ангелов-воителей! Ваня чувствовал необъяснимое родство с этими давно ушедшими людьми. И тогда он решил, что будет последним офицером забытой Империи. Что в нынешней России, продажной и загаженной, он будет защищать их светлую, честную память. Если надо — в одиночку.
