Ветер трепал плащ и светлые волосы стоявшей у одежной лавки Бенши.
Хог хотел ее окликнуть, но понял, что охотница не одна. Она беседовала с кем-то закутанным с ног до головы в темно-зеленый плащ. Спутник девушки указал на подъехавшую богатую карету, дверца открылась, и Бенши шмыгнула внутрь. Ее спутник последовал за ней. И тут налетевший порыв ветра сорвал с незнакомца капюшон и растрепал длинные рыжие волосы цвета осенних листьев.
Северянин рванулся вперед, но карета совалась с места и, промчавшись мимо него, исчезла в переплетении улиц.
– Чья это была карета? – спросил северянин проходившего мимо уличного торговца.
– Принцессы Эфрин.
– А те две девушки, что вошли в нее?
– Это сама принцесса Эфрин и ее подруга, госпожа Лэстриль, – торговец с недоумением смотрел на человека, не знающего очевидных вещей.
Всю дорогу до гостиницы Хог был молчалив и мрачен, Волчонок не решался к нему подступиться, и только Дорн, в гости к которому они пришли вечером, решился нарушить эту мрачную стену.
– Ты будто весь свет похоронил! – с усмешкой вместо приветствия сказал он северянину.
– Почти.
Алди тут же посерьезнел.
– Что случилось?
Хог внимательно посмотрел на Котика, и тот поежился под его взглядом.
– Сегодня я видел Рыжую!
– Не может быть! – в один голос воскликнули Дорн с Волчонком.
– Это точно была она, с ней рядом я видел Бенши.
Но Дорн уже улыбался, будто понял что-то недоступное северянину.
– Видишь ли. Сельген особое место, которым он стал из-за того, что здесь всегда творилась сильнейшая магия, магия людей. Постепенно город стал чем-то особенным, он уже больше чем город, слишком много в нем скопилось чудес. И теперь Сельген напоминает живое существо. И как всякое живое существо, он любит красивые вещи. А что может быть прекраснее кельдирка? Поэтому они да-авно обходят этот город стороной, чтобы не стать пленниками Чарограда.
– Как ты об этом узнал? – поинтересовался Хог.
– Не все же некоторым информацию добывать, а я, как-никак, безвылазно сижу в библиотеке.
– Но кто же это тогда? Ведь Бенши и Рыжая весьма дружны! Торговец сказал, что это принцесса. Принцесса Эфрин.
Дорн вновь расцвел улыбкой.
– Вот тебе и ответ. Поэтому ты и принял ее за кельдирка, стоит только дивиться твоему чутью. Она эф, кто бы еще назвался так, кроме эфа.
– Это что еще за чудо такое? – изогнув бровь, поинтересовался северянин.
– Иногда случается так, что единорог рождается без рога, он не властвует над стихиями, но довольно могущественен. Прочие кельдирки презирают таких неудавшихся единорогов. Даже их название переводится как выродок или отродье. Сами эфы от этого не очень страдают и даже гордятся своим прозвищем, да и в магическом поле эфы и кельдирки весьма схожи, различие только в том, что эфы спокойно переносят прикосновение обработанного человеком металла, да мастерством перевоплощения владеют куда лучше.
Хог насторожился.
– А как же меч Рыжей?
Тут уж Котик расхохотался.
– Знаешь, что такое меч в руках кельдирка? Это его рог! Именно поэтому кельдирки всегда сражаются одним мечом, а кельды – двумя. Эфы тоже стремятся обзавестись мечом, пусть даже и рукотворным, чаще всего эти клинки делаются из серебра.
Хог знал одного человека, владеющего серебряным мечом, который не захотел бросить свой клинок даже тогда, когда замок, в котором он находился, рушился в огне.
– Но что тогда Бенши делает здесь, в Сельгене, да еще с этой принцессой!?
– Не забывай, ведь Бенши тоже принцесса, да еще вдвойне.
Но Хога это объяснение не удовлетворило. Может об этой девушке говорил Серебряный Клинок, когда спрашивал, не видел ли северянин кого-нибудь рыжего рядом с Бенши? И что могло охотнику понадобиться от чароградской принцессы?
Поподробнее разузнать об Эфрин Хог решил у Хранителя библиотеки. Вельран удивился:
– А зачем тебе?
– Хотелось бы знать о правителях города, в котором охотишься.
Вельран принял это объяснение и, сложив руки на коленях, задумался, с чего бы начать.
– Эфрин – единственная дочь короля и наследница престола. Наш король исчез, когда ей было два года. С тех пор его никто ни разу не видел, все считают, что он погиб. В отсутствие короля и до того момента, когда Эфрин решит взять правление в свои руки, правит королева. Что еще можно сказать о принцессе? Она сильный маг, – Вельран так и сказал – маг, а не ведьма, – обучалась обращению с оружием, умна, красива и тоскует здесь, как в золотой клетке, – неожиданно закончил Хранитель.
– С чего это? – спросил северянин.
– Эфрин молода, ей хочется приключений, хочется попутешествовать. Но мать не пускает, она боится, что в дочке взыграет кровь отца и она исчезнет навсегда.
– Что это значит?
– О! Это длинная история, началась она еще при прадеде пропавшего короля. Была у него дочь, она не была какой-нибудь особенной красавицей, но принцев, чтобы добиться ее руки приезжало множество. Король, однако, не спешил выдавать дочь замуж, он ждал более выгодного предложения. Он всё ждал и ждал, но все женихи казались ему неподходящими. А девушка, боявшаяся, что уже и старой девой останется, сообразила с каким-то принцем, а может, не с принцем, а и вовсе стражником каким. Когда король узнал о том, что его дочь носит под сердцем ребенка, он приказал ее утопить. Но принцесса, испугавшись, убежала в Странные леса, есть такое место, если выйти в Восточные ворота.
[17]
Так леса прозвали за то, что там во множестве обитают кали.
[18]
Там девушка нашла себе убежище, и там родился ее ребенок. Мэрон вырос среди калей и многому от них научился – например, перевоплощаться. Он был почти калем. Но его все же тянуло к людям. И вот он однажды вернулся в Сельген, где был схвачен стражей как оборотень и отправлен в темницу. Родной дед казнил бы его, если бы не Лесная хозяйка, что явилась в город и освободила того, кого любила.
Мэрон вновь появился в Сельгене только тогда, когда умер его дед. Какой-то слишком умный маг узнал в нем наследника, и каля посадили на престол. Живя среди людей, Мэрон быстро забыл о своей лесной жизни, и даже о том, что там остались двое его детей. Мальчик и девочка, близнецы. Но время шло, они выросли, и тогда мальчика стало тянуть к людям. Мать, которой была Лесная хозяйка, скрепя сердце отпустила его, но отправила с ним сестру, чье сердце вовсе не терзала никакая тоска по людям, она была настоящей калли.