– Тише, медведь, задушишь! – вспикнула принцесса.
Хог отстранился и внимательно оглядел ее. Кроме некоторой бледности ничто не напоминало о нездоровье девушки.
– Что же с тобой случилось?
Однако ответила сероглазая хозяйка пещеры.
– Яд с ней случился, причем весьма сильнодействующий, такой, что даже пронял ту, в чьих жилах течет кровь нейтрингов.
– Какой яд!? – опешил северянин. – Откуда?
– Этого уж я не знаю, – развела руками сероглазая.
– А я, пожалуй, догадываюсь, – потупила глаза Эфрин. – Никто не знает о том, что я поехала с тобой. Я уговорила Яли на время принять мое обличье. Я потому и Эрка оставила в Чарограде, чтобы никто ничего не заподозрил. Для всех ты отправился вместе с Яли. И кто-то очень не хотел, чтобы ты вернулся, – принцесса смутилась еще сильнее.
Бешеная волна гнева захлестнула северянина с головой, он глухо зарычал, сжав кулаки.
Из-за глупой злости королевы чуть не погибла ее дочь, и если бы не…
Хог немного успокоился и посмотрел на Сероглазку. Он ведь вчера ошибся, приняв ее за свою мать.
Женщина улыбнулась, явно прочитав его мысли.
– Все вы мои детки.
– Но кто же ты?
– Зовут меня Сероглазкой. И ты не ошибся, приняв меня за родню. Тут, кстати, недавно залетала твоя сестра, свистушка, предупредила о твоем приезде.
– Крапива?
– Ну, если ты знаешь о какой-то своей другой сестре…
– Я бы не удивился…
Сероглазка ничего не смогла рассказать Хогу о его матери, хотя он на это очень надеялся. Она не видела дочь с тех самых пор, как они с братом ушли из леса. Погостив у нее неделю, Хог и Эфрин засобирались обратно, они отчего-то чувствовали себя в лесу не совсем уютно, Эфрин пугали здешние жители, а северянину было просто тяжко. И он не мог сказать почему. Сердце иногда сжимала непонятная тоска, и он ловил себя на желании завыть или убежать куда-нибудь без оглядки. И вот однажды Хозяйка леса сказала.
– Вам пора уезжать. Вы слишком привязаны к внешнему миру, чтобы Странный лес признал вас. Но когда рядом никого не окажется и солнце станет черным – приходите. Здесь вам всегда будут рады. С чем бы вы ни пришли – с печалью или радостью, – она улыбнулась им мягко и немного печально. – Так и передай отцу, Эфрин.
Высокий красивый человек с белыми как снег волосами, принес им седло и сбрую для Барса, юная девушка с пегой коричнево-белой гривой привела их коня. Они же вместе с Сероглазкой проводили их до опушки леса, после чего удалились. Прощание было коротким. Сероглазка обняла их с Эфрин, расцеловала. Тут откуда ни возьмись появился черноволосый, тот, что встретил их по приезде. Он хлопнул Хога по плечу и обратился к Эфрин:
– Если что понадобится, не стесняйся, принцесса, зови. Имя же мое, – и он, склонившись к уху девушки, что-то ей шепнул.
Брат с сестрой устроились в седле, и еще раз простившись, отправились в путь. Оглянувшись, Хог вздрогнул, на опушке стояла маленькая гнедая лошадка, у ее ног лежал огромный черный волк.
– И куда же мы теперь? – спросила Эфрин у Хога, опираясь на его руку и вопросительно заглядывая северянину в лицо.
– Я отправляюсь в Марк, потому что уже наступила весна, а у меня там назначена встреча, как раз весной. А по пути я закину тебя домой.
– Ну уж нет! – Эфрин фыркнула как десять кошек разом. – Только я вырвалась из дома, теперь никому не удастся отправить меня домой, пока я не повидаю мир.
Хог тяжело вздохнул, подозревая, что его спокойная одинокая жизнь кончилась.
Солнышко вовсю пыталось растопить серебряные залежи снега, небо было необыкновенно ярким, будто весенний ветер смел с него серую пыль. Они расположились на ночлег довольно поздно, когда солнце окончательно уползло за горизонт и о его присутствии не напоминал ни единый лучик. Барс, хотя ему пришлось нести двойную ношу, ни чуточки не утомился. Хог оставил Эфрин заботиться о коне, а сам отправился за дровами. Наломав сушняка и прихватив из овражка сухую коряжину, северянин вернулся к месту стоянки и развел костер. Принцесса тут же засуетилась с ужином. Девушке еще не прискучили прелести походной жизни, и все повседневные мелочи, почитаемые бывалыми путешественника рутиной, казались ей небывалыми приключениями. Хог приволок лапник и с помощью своего волшебного плаща соорудил довольно просторный шалаш.
Незаменимый кельдиркский плащ напомнил ему о Яррэ. Наступила весна, а значит, он скоро увидит ее, и Эльфа, и …
– Ужин готов! – довольная Эфрин сняла котелок с огня.
В эту минуту ночь вспыхнула, будто северным сиянием, и из света к костру, встряхнув золотой гривой, шагнул могучий соловый жеребец, при виде которого Хог радостно вскрикнул, а разглядев всадника на его спине, завопил и бросился к спешившемуся Эльфу.
– Вот не поверишь! Только что тебя вспоминал!
Эльф таинственно улыбнулся. Друзья обнялись. Гривастый толкнул северянина головой в бок, требуя внимания и к себе.
– И ты здравствуй, мой хороший! – Хог бережно обнял любимца за шею, погладил по пушистой гриве и только тут вдруг заметил в неверных отблесках костра еще одного коня. Он был не оседлан и робко стоял в стороне.
– А это кто еще?
Гривастый гордо задрал нос и скосил хитрый глаз на Хога.
– А это сын Гривастого и Серебринки, – ответил Эльф.
– Так быстро! – удивился северянин.
– Ну, это все-таки волшебный конь, да к тому же сестрица твоя руку приложила, так что вот тебе взрослый конь. Имени у него, правда, еще нет, Крапива сказала, что ты сам лучше всех с этим справишься.
Северянин заметил, что сам Эльф во все глаза изумленно таращится на принцессу, которая стояла у костра, с любопытством рассматривая Эльфа, Гривастого и безымянного пока коня.
– Эльф, – это моя двоюродная сестра Эфрин. Эфрин, это мой друг – Эльф.
Новоявленные знакомцы раскланялись, а Хог подкрался к коню. В душе северянина все ликовало. Это его конь! Не просто временный попутчик, а верный соратник. Гривастый контролировал процесс знакомства. Он что-то фыркнул в ухо сыну, и тот, потупив взгляд, как робкая девица, потянулся бархатными ноздрями к Хогу.
Чудесный зверь пошел мастью и небывалой силой в отца, только грива у него была не золотая, а серебристая, как у матери, от нее же он унаследовал великолепную стать – стройный, с широкой грудью и литыми мускулами, лебединой шеей, крупной точеной головой.
Северянин гладил и похлопывал его, пока Гривастый ревниво не отвернулся, а Эфрин не позвала Хога к костру, говоря, что ужин стынет.
– Перестань! – Хог ткнул кулаком в бок обидевшегося Гривастого. – Ты все равно лучше всех! – и пошел ужинать.
Беседа протекала бурно, они делились новостями друг с другом, так что улеглись все далеко за полночь. Хогу же не спалось, хотя дежурств они не назначили, решив, что умница Гривастый все равно их разбудит, если что-нибудь случится. Однако северянина тревожили вовсе не опасности – он придумывал имя коню. Когда сотни разных имен смешались и закружились, Барс тихонько зафыркал, а Гривастый беспокойно вскинул голову, всматриваясь в темноту. Нахлынувший сон тут же покинул северянина, он нащупал рукоять Э-Лир, но тут соловый приветственно заржал, а из темноты донесся изумленный возглас.
