Они долго бродили по небольшому торжищу. Льярн прикупил овса для Вихря, припасов в дорогу, даже красивый кожаный с серебряными бляшками ошейник для Барсика, который тот воспринял весьма благосклонно, гордо восседая на эльфовом плече. Но вот одежды, подходящей по размеру, они так и не нашли. Какой-то мужик, после того как принц перемерял все куртки, что он продавал, предложил ему женскую куртку. Льярн оскорбился и ушел. Вигла посмеивался себе потихоньку. Под конец блужданий принц выбрал себе все же несколько рубашек – судя по тонкой вышивке на вороте, и в самом деле женских, – штаны он взял первые попавшиеся, ничего, ушьет как-нибудь, – но вот куртка, ее ведь так просто не ушьешь. Если бы они остались здесь подольше, он бы попросил об этом какого-нибудь местного умельца.
Тут они столкнулись со стражниками. Фрэннан сразу заметил расстроенное лицо эльфа.
– Что случилось?
Каравайчик за его спиной, довольный жизнью, наворачивал большой пряник.
– Никак не могу куртку подобрать, они все здесь гиганты какие-то, – принц опустил голову.
– И это вся твоя печаль?! Ходи в моей. Тебе она как раз, а мне немного в плечах жмет.
– Ну, если так…
Пробовал он и о брате расспросить, но люди при упоминании о сероглазом северянине только плечами пожимали.
Уже на следующее утро обоз покинул Последнюю Надежду, селяне и обозники расставались взаимно довольные друг другом.
Льярн сидел в повозке и перешивал штаны, из-за тряски он переколол себе все пальцы, но все же, ближе к вечеру, управился с этим трудным делом.
Вечером, когда они остановились на ночлег, Фрэннан с Виглой и Каравайчиком долго хохотали, увидев Льярна в его творении. Не смеялся только Барсик, ему очень понравились торчащие во все стороны обрывки ниток.
– Хорош, нечего сказать, – сказал Каравайчик, когда просмеялся.
Фрэннан стер ладонью слезы с лица.
– Оставляй уж себе мои штаны. Я аккуратный, обойдусь и одними.
– Завтра уже начнутся Худые пустоши. Вести себя тихо, держаться вместе. Хотя здесь никто никого не встречал, но место дурное, – сказал перед сном глава обоза.
Действительно, с каждым шагом лошадей земли вокруг становились все пустыннее. Вот исчезли за горизонтом последние напоминания о лесе, исчезла гладкая, покрытая снегами степь. Их окружили пустые земли.
Льярн сначала недоуменно оглядывался по сторонам, гадая, чего же в этих местах особенного и почему эту землю назвали так. Однако ехать сквозь Худые пустоши было и в самом деле тяжело. Лента дороги тянулась по гладкой равнине – ни холмика, ни овражка, глазу не за что зацепиться, ни кустика, ни былиночки засохшей. Даже снег не хотел покрывать мертвую землю, лежал клочками кое-где.
Принц как-то отъехал в сторону от дороги, спешился и долго рассматривал плодородную вроде землю. Она не спеклась стеклом, не была сожжена до пепла, в ней не блестела соль, так отчего же черная комковатая земля была мертва?
А однажды пошел снег. Льярн не видел зрелища более страшного и безысходного. Снег падал на мертвую землю, стараясь прикрыть ее белым покрывалом, но ему это не удавалось. Люди и лошади казались в серой канители призраками, мрачно бредущими неизвестно куда.
Льярн забился тогда в повозку, задвинув полог, сжался в комок, слушая голоса мертвой земли и снега. Его утешало только тепло прижавшегося к боку Барсика. Котенок чувствовал его тревогу, он вскидывал голову от каждого шороха, настораживал свои большие уши, озирался круглыми глазами.
Никто больше тревоги эльфа не разделял: ну пустынно, ну скучно, а так ничего особенного.
А принц начал чахнуть, он не мог спать ночами – стоило только сомкнуть глаза, как он начинал слышать плачь земли.
Однажды Вигла как-то очень заинтересованно его рассмотрел, а вечером к ним заглянул лекарь.
– Ну-с, как поживаем, как рана, больше не беспокоит?
Льярн равнодушно покачал головой.
– А я все же таки посмотрю.
Эльф молча снял куртку и рубаху. Лекарь размотал повязку. И замер, пораженный.
Швы были на месте, надежно удерживая плоть, а вот дальше, где раньше была целая кожа, расходились рваные края.
– Да что же это! Ты что же, дрался? Тяжести таскал? Все, отныне будешь путешествовать в повозке!
Лекарь долго провозился с ним, накладывая швы на увеличивающуюся рану, мазал какой-то мазью, но Льярн догадывался, что все это бесполезно. И его охватывала безнадежность, ведь рана не заживает только в одном случае, если нанесло ее проклятое оружие.
– Я бы посоветовал тебе отдохнуть, у меня есть хорошие снадобья, легкие. Заснешь и сам ничего не почувствуешь.
– Нет, спасибо. Я и так хорошо сплю, – соврал эльф, в душе ужасаясь. Еще не хватало ему сонных зелий, тогда все, конец, Худые пустоши поглотят его.
В тот вечер Льярн попросил у Фрэннана немного Крови Земли.
– Что, так плохо? – спросил обеспокоенный стражник, глядя на бледное лицо эльфа, с черными кругами под глазами, у него даже все веснушки пропали.
– Не очень хорошо.
Фрэннан протянул ему всю флягу, но принц такой щедрости не принял, просто накапал несколько капель в свою флягу с водой.
Кровь Земли должна была помочь не спать ночью, ему становилось совсем невмоготу.
Повозился, устраиваясь поудобнее, и засопел Вигла. Тихонько похрапывали соседи-попутчики, постанывал во сне возница, ночевавший рядом с козлами на мешках.
Льярн сидел, тихонько поглаживая мурлыкавшего Барсика, изредка, когда глаза совсем закрывались, прикладываясь к фляге.
Вдруг полог слегка колыхнулся, или ему показалось? Принц насторожился. Кот тут же поднял голову. В повозке кто-то был. Кто-то незримый, но в чьем присутствии не приходилось сомневаться.
– Кто здесь? – спросил эльф, нашаривая рукоять Чудесного.
– Я, прошелестел беззвучный голос.
– Эрль?
– Да, – в воздухе вспыхнуло несколько янтарных искорок, тут же, впрочем, угасших.
– Чего это ты вдруг решила объявиться?
– Мне страшно, – голос кельди и в самом деле был полон ужаса.
– Что же могло напугать тебя до такой степени, что ты пришла искать защиты ко мне?
– ПОСМОТРИ сам.
Льярн понял, что предложила ему сделать Эрль.
Он закрыл глаза, так было легче воспользоваться «Истинным зрением».
Мир вокруг отдалялся, приобретал иные очертания. Эрль проявилась сквозь слои бытия, сделавшись реальной из бесплотной тени, остальное, наоборот, отдалилось. Неподалеку светлым пламенем горела душа Виглы, малыми свечками теплились души путешественников. Чуть в стороне трепетал и метался порывом ветра Серый Вихрь, а еще дальше мерцало что-то большое, серебристое, искрящееся. Было в нем что-то знакомое.
