Йена это не бесило только потому, что он запретил себе беситься.
Птица, кружившая высоко в небе, спустилась пониже.
Да, Хугин или Мунин, это опять я, подумал Йен.
Ворон сделал еще два круга, а затем улетел на юг.
До избушки добрались сильно за полдень; Йен пошел вперед пешком, велев Валину вести лошадей вверх по склону и притом не спеша. Неплохой компромисс: лошадям надо отдохнуть, а у Валина появилась работа, хотя кобыла Йена, обычно смирная, протестующе ржала, недовольная тем, что ее ведет в поводу вестри. Чем Йен остался доволен. Пусть Валин сам с ней управляется. Они прекрасно поладят: цверг будет все время спрашивать, не может ли он что-нибудь для нее сделать, а она будет ржать, требуя, чтобы он отпустил поводья.
Может, угомонятся, поженятся и даже заведут забавного вида детишек…
Йен ускорил шаг.
Он узнал Арни Сельмо издали только потому, что ожидал его увидеть.
Тот изменился, но не так сильно, как рассчитывал Йен. Арни по-прежнему был кожа да кости, хотя Йену показалось, что старик слегка поправился. И понятно: Арни в самом деле слишком стар, чтобы наращивать мускулы.
Однако лысина исчезла, а седые волосы, некогда коротко стриженные, отросли: теперь при ходьбе у Арни за плечами металась из стороны в сторону туго заплетенная косичка. Цвет лица у него всегда был мучнистый — после многих лет, проведенных при свете шипящих флуоресцентных ламп в аптеке, — но лицо и шея сильно загорели, а поднимаясь со стула, стоявшего на переднем крыльце дома, и спускаясь по тропинке, он держался прямо.
В походке Арни ощущалась пружинистость, которой Йен не помнил, но легкая улыбка осталась прежней.
— Йен Сильверстоун! Мне говорили, но я не поверил.
— Что тебе говорили?
— Что ты вернулся в Тир-На-Ног, однако не отправился первым делом ко мне. — Улыбка увяла. — Все в порядке?
— Боюсь, что нет. — Йен покачал головой. — Даже боюсь, что все ровно наоборот: у нас кое-какие проблемы.
— Мы можем чем-нибудь помочь?
Мы, вот как? Йен ощутил необъяснимую болезненную ревность.
Впрочем, чему тут удивляться? Фрейя в конце концов богиня плодородия и в юности была известна своими, гм-м, похождениями. Поговаривали даже, что она переспала с семью вестри, чтобы получить от них ожерелье Брисингамена — еще до того, как ожерелье было сломано, а разрозненные камни спрятаны в разных местах.
— Можете, — кивнул Йен. — И много чем. — Он указал на избушку. — Она дома?
— Ее сейчас нет. Сегодня утром она отправилась на охоту. — Арни причмокнул губами. — Зажаренная на вертеле оленья вырезка с горячим яблочным соусом… это просто чудесно. Не удивлюсь, если она вернется к вечеру, однако не стану беспокоиться, если она появится и через насколько дней. Она не привыкла давать отчет в своих приходах и уходах. — Он хлопнул Йена по плечу. — Пойдем в дом. Я потушил мясо, получилось весьма недурственно… У тебя, случайно, нет с собой кофе?
Йен улыбнулся:
— Пара фунтов — подарок от Осии. А кофемолка у тебя найдется?
— А как же. Электрическая, со всеми примочками, будь уверен! — Арни рассмеялся. — Вообще-то сюда кофемолок не завозят. Но, малыш, я стал фармацевтом задолго до твоего рождения; есть пестик со ступкой и крепкая рука в придачу. Я…
Тут его голова резко повернулась в сторону, он шагнул от Йена, вскинув правую руку… Через мгновение что-то серое стрелой пронеслось от двери и шлепнулось в ладонь Арни, и вот уже он сжимал Мьёлльнир.
Йен выхватил «Покорителя великанов» и стоял спиной к спине Арни, внимательно оглядывая деревья и небо.
— Что? Где?
Но не было видно ничего напоминающего угрозу, если не считать Валина, который — когда Арни призвал молот — рухнул на землю и теперь спешно уползал в подлесок сбоку от тропинки.
— Полегче, парень, — сказал Арни. — Все в порядке. Похоже, я просто малость на нервах. Хорошо, что не забыл еще оставить Мьёлльнир у двери — не хотелось бы мне снова заделывать дыру в передней стене.
Ни за что не подумаешь, будто Арни способен своей костлявой рукой даже просто поднять этот тяжелый боевой молот, а не то что лениво им поигрывать — как делал Арни, указывая на тропинку.
Йен повернулся.
— Это всего лишь Мунин.
При упоминании своего имени ворон взмыл из-за деревьев.
— Твой приятель, кажется, весьма легок на ногу, — произнес Арни с улыбкой.
Когда надо, Валину было не занимать храбрости, без которой он, однако, вполне мог обойтись в другие времена. И за это Йен его нисколько не винил.
Мунин сделал крутой вираж, описав круг над кустарником, где скрывался цверг.
— Оставь его! — окликнул ворона Йен. — Он вылезет, когда оправится.
— Твой дружок прячется, крадется и ползает в кустарнике, — сказал ворон, сделав еще один круг в небе, прежде чем устремиться к земле. — Я-то просто хотел у него спросить, куда он так торопится…
К тому времени, как гигантский ворон опустился на землю, крыса размером с маленького щенка, которую он сжимал в когтях, уже перестала корчиться. Мунин сожрал ее в два приема, затем вперевалку зашагал вперед, и Йену лишь усилием воли удалось заставить себя вложить «Покорителя великанов» в ножны.
Мунин его просто в дрожь вгонял.
Да, своего рода великолепное создание: перья лоснятся, словно их только что облили маслом, клюв черный как ночь, пронизывающий немигающий взгляд… Но когда Мунин взъерошил перья на крыльях и что-то склевал с земли, сбоку из его клюва свесился крохотный розовый червячок крысиных кишок, и желудок у Йена сжался еще сильнее, чем от взгляда ворона.
— И в чем же проблема, прошу прощения? — спросил Мунин, склонив голову набок и глядя на Йена холодным немигающим глазом.
— Найди ее и скажи, что у нас гости. А я пока займусь этими самыми гостями. Кажется, нам есть о чем поговорить, — добавил Арни.
— Если бы вы махали руками так, как болтаете языком, вы бы могли летать, а не ходить, — произнес Мунин, распушив перья.
Затем, громко захлопав крыльями и подняв в воздух столько пыли и песка, что Йену пришлось прикрыть глаза рукой, ворон взмыл высоко в небо и только тогда повернул в нужном направлении.
Арни смотрел вслед Мунину, пока тот не пропал из виду.
— Ну что, пойдем кофе сварим?
— С удовольствием.
Арни понюхал воздух.
— Зима скоро, — заметил он.
Глава 23
Арни и Фрейя
Изнутри дом, как и Арни, несколько изменился. Вместо кровати-рамы в углу стояло грубое деревянное ложе с массивным изголовьем, на котором виднелись разметка и следы инструмента: кто-то работал над резьбой, хотя изголовьем уже пользовались — на нем лежал тиковый матрас, подшитый сплетенными из кожи ремешками. Роскошные лоснистые меха исчезли; им на смену пришли сложенные стопкой стеганые пуховые одеяла.
