– Я серьёзно размышляла о том, что не так с Родри, – заявила она. – Он рассказал, мне вещи, о которых вы с Саламандром можете не знать.
– А, я так и думал, что он с тобой поделится.
– Но его слова не соответствует тому, что мне сказали вы с Саламандром. Саламандр, в частности, думал, что Родри никогда не поправится. Но он на самом деле вспомнил достаточно многое.
– Что? – Невин почувствовал первую настоящую надежду. – Расскажи мне все, что он сказал – я имею в виду Родри, конечно, не Саламандра. Мы не можем терять две недели.
– Ну, во-первых, это его имя. Барума дал ему другое имя, но Родри вспомнил настоящее во время сна, вызванного наркотиками, когда ястребы пытались отравить его. А затем, когда мы с Саламандром наконец нашли его, Саламандр попытался зачаровать его и сказал, что на следующее утро, когда взойдёт солнце, он вспомнит, кто он такой, и, боги, Родри вспомнил. Всего несколько дней назад, после того, как Родри убил Баруму, он вспомнил Аберуин и Райса и то, как выглядит его мать – или мне следует сказать, как она выглядела раньше, потому что по его описанию Ловиан выглядит на тридцать лет.
– Отлично! О, на самом деле отлично! Это видение в наркотическом бреду – он тебе рассказал о нем?
– Оно каким-то образом было связано с танцами, с хороводом, там кроме Родри присутствовало ещё три человека, и они плясали вокруг костра, который превратился в дракона.
– Красного или чёрного дракона?
– Красного. Это имеет значение?
– Имеет, и я не могу сказать, как я рад, что он не оказался чёрным. Лучше всего был бы белый, но и красный сойдёт.
– Невин, как ты думаешь, есть надежда, а? Я слышу её в твоём голосе.
– Ну, думаю, есть, но давай молиться всем богам, что я не ошибаюсь. Барума, вероятно, оказался неумелым учеником. Логично, что после того, как Родри убил человека, который заколдовал его, он освободил определённое количество энергии и пошёл на поправку. Но, согласно всем правилам, Родри не должен был восстановить никаких обрывков памяти, пока Барума ещё оставался в живых.
– Барума не был ни дураком, ни неумёхой, – голос Джилл стал холодным и ровным. – Гвин это сказал вполне определённо. Барума как раз славился тем, что ломал людей. Вероятно именно поэтому Старец и отправил его на это задание.
– Несомненно. Мне очень жаль, дитя, что тебе приходится думать об этих жутких вещах.
– Почему? Если я не заставлю себя посмотреть им в лицо теперь, то стану думать о них каждый день, пока вижу Родри.
– Вот именно. Прости. Но я не… о, конечно! Боги, мне следовало понять это раньше! Я думаю, мы можем предположить, что Барума никогда не знал, что Родри – наполовину эльф.
– А это имеет значение?
– Очень большое. Но я ничего не обещаю. Насколько я знаю, я все равно не способен вылечить его. Но почему бы тебе не найти его светлость и не сказать ему, что я хочу его видеть? Пора нам расчистить этот жуткий бардак.
Прошло несколько минут прежде, чем вошёл Родри, и Невин сразу же понял, что что-то не так, – по надменному положению его плеч, мрачному виду и тому, как были поджаты его губы. Впервые Невин имел возможность понять, что Родри его не помнит и не доверяет ему. Он чувствовал себя обиженным, как отец перед неблагодарным сыном, хотя рассудком понимал: во всем виноваты только чары Барумы.
– Родри, я могу тебе помочь, если ты мне позволишь.
– Так сказала Джилл. Почему бы и нет?
– Не знаю. А почему, на самом деле?
– Нет никаких оснований.
– Правда?
Родри пожал плечами и прошёл к окну. В сильном солнечном свете он выглядел невозможно усталым, словно постарел на десять лет. У него под глазами выделялись чёрные круги.
– Мы впервые встретились с тобой, когда тебе было восемь лет, – сказал Невин. – Сомневаюсь, что ты помнишь. А затем, когда тебе было шестнадцать, ты очень сильно болел, тебя мучила лихорадка, и я вылечил тебя – только травами, не двеомером.
– Я не помню ни того, ни другого.
– Конечно, нет. Я хочу сказать: если бы ты помнил все эти вещи, ты бы больше мне доверял.
– А кто говорит, что я не доверяю тебе сейчас?
Невин просто смотрел на него.
Спустя мгновение Родри отвернулся от окна, прошёл к двери, поколебался, затем повернул назад и прислонился к стене.
– Джилл выйдет за меня замуж.
– Конечно, выйдет. Какое это имеет отношение ко всему?
Родри снова пожал плечами и посмотрел в пол.
– Ты ревнуешь к двеомеру, молодой болван! Не ко мне и не к Саламандру!
Когда Родри сильно покраснел, на мгновение Невин подумал, что он собирается развернуться и убежать, но вместо этого Родри поднял голову, и ему удалось выдавить кривую улыбку.
– Ну, может, и так… – В последний раз Родри колебался, уйти или нет, затем вздохнул. – Ты можешь меня вылечить, Невин?
– Не могу, но я способен помочь тебе исцелиться самому. Я думал, парень, о плохо сделанной работе Барумы. Его заговор развязывается сам собою и со временем – кто знает? – он может полностью исчезнуть.
– У меня мало времени, черт побери. Если я намерен править в Аберуине, у меня вообще нет времени ждать.
– Вот именно. Даже если его магия и была с изъяном, Барума оставил тебя со шрамами. Что он с тобой сделал?
– Не помню.
– Ты не хочешь вспоминать.
– Не могу! – Родри в бешенстве поднял голову.
– В самом деле? В таком случае ты никогда не вспомнишь остальную свою жизнь. Барума посеял у тебя в сознании изгородь из шипов. Ты должен прорваться сквозь неё и затоптать её.
– Я не могу, говорю же тебе!
– Ты боишься вспоминать всю ту боль. Я не виню тебя. Я сам бы боялся.
Ярость в глазах Родри стала убийственной.
– Это дело чести, Родри. Ты собираешься позволить ему выиграть это сражение?
– Лучше умру.
– А, я так и думал. – Невин протянул руку. – Иди сюда, парень, и сядь. Я буду здесь, с тобой, мы вместе будем делать каждый шаг.
После того, как Родри отправился в комнату Невина, Джилл пыталась ждать в общем зале, но шум и смех и просто вид людей Родри, наслаждающихся игрой в кости и рассказами Саламандра, выгнали её наружу. Она оказалась во дворе гостиницы, где было довольно тихо. Когда Джилл прошла до главных ворот, стражники предупредили её, что не следует выходить на улицу без сопровождения. Все они обращались к ней очень дружелюбно, но ей хотелось кричать на них – несомненно, она в состоянии о себе позаботиться в незнакомом городе гораздо лучше, чем все эти мужчины, окажись они на чужбине. Джилл отправилась назад в небольшой сад, предоставляемый гостям, и села там на скамью, в тени статуи одного из предков владельца гостиницы. Она пыталась думать о том, что Невин делает с Родри, и способен ли старик на самом деле помочь её возлюбленному. В тишине казалось, что она может слышать, как они разговаривают… Хотя Джилл застыла в полной неподвижности, как заяц, на которого идёт охота, значение произносимых слов ускользало от неё. И все же она получала ощущения, её окатывали волны эмоций, которые приходили извне: боль и горечь, всеохватывающий страх, и снова боль, тени мучительной физической агонии. Один раз ей показалось, что она слышит, как Родри плачет, как ребёнок, и ей потребовалась вся её воля, чтобы остаться там, где она сидела, и не броситься бежать наверх, в номер Невина, чтобы вмешаться. Наконец Джилл вспомнила свои уроки. В сознании она нарисовала защитный круг и запечатала его пентаграммами. После того, как она визуализировала его снаружи и вокруг себя, шёпот и тень боли прекратились.
