Когда Родри внёс позолоченное блюдо с небольшими сахарными пирожными, они оказались единственными сладкими вещами в комнате. Алейна и Поммейо сидели прямо и напряжённо на своих подушках и гневно смотрели друг на друга.
– Убери пирожные! – рявкнула Алейна.
– Хорошо, хозяйка.
– Это, кстати, мой любимый сорт, – объявил Поммейо холодным тоном. – Неси их сюда.
Родри колебался.
– Я сказала: уходи!
– Да, хозяйка.
Родри поспешил прочь, когда Алейна информировала гостя о том, что он не имеет права отдавать приказы кому-либо из её рабов. Примерно полчаса спустя в кухню ворвался привратник, чтобы сообщить: Поммейо уехал в ярости. Тем не менее, первым делом поутру появился Мико с длинным письмом от своего хозяина, полным сладких извинений. По крайней мере так сказала Диена, потому что хозяйка читала письмо вслух, пока Диена расчёсывала ей волосы. К отвращению Диены, Алейна написала в ответ примирительную записку.
– А теперь я должна спешить в его мерзкую гостиницу и передать записку до того, как он уедет. О, хорошо, по крайней мере, что его не будет всю зиму. Он не станет путешествовать под дождём.
– Наша хозяйка умеет читать и писать? – Родри искренне поразился.
– Конечно, умеет, – глядя на него, Диена поморщилась. – Твоё варварское королевство должно быть ужасно примитивным, и это все, что я могу сказать. Тебя удивляют самые простые вещи.
– Ну, да, я такой. Надеюсь, ты не думаешь обо мне плохо.
Диена медленно улыбнулась ему, намекая на множество ответов, которые могла бы дать в ответ на эти слова, а затем поспешила выполнять поручение.
Во второй половине дня Алейна призвала Родри к себе. Она была одета в простую белую тунику и сидела, скрестив ноги, на подушке у низкого столика. Когда Родри вошёл, хозяйка хмурилась, глядя на свои предсказывающие судьбу плитки. При его появлении материализовались двое коричневых бородавчатых гномов и улыбнулись ему.
– Ну, вот и ты. Теперь, когда у меня есть время, мы займёмся твоим обучением, – она смела рукой плитки в сторону и подняла глаза и внимательно изучила его. – Ты неплохо справляешься, когда дело касается подачи еды, но тебе следует научиться правильно обращаться с моим опахалом и другим подобным вещам. И как ты говоришь! У тебя жуткий акцент и нам придётся потратить какое-то время, чтобы его исправить.
Хотя Родри надеялся, что Алейна вскоре устанет обучать его таким сомнительным навыкам, как правильно складывать шарфик и раскладывать подушки, она очень серьёзно подходила к каждой детали, и он вскоре понял, что ей просто наскучила её жизнь. Благодаря унаследованному богатству, ей не требовалось работать, хотя она прекрасно разбиралась в финансовых вопросах. Однако один из её многочисленных родственников выполнял всю фактическую работу, управляя её собственностью. Два раза в неделю этот Динварбало появлялся на обед. Во время долгой трапезы из многочисленных изысканных блюд они обсуждали вложения Алейны в земли или торговые предприятия. Она задавала точные вопросы, всегда по делу, и выступала с дельными предложениями, в то время как он записывал её пожелания на деревянной табличке, покрытой воском. После того, как родственник уходил, энергия и решительность медленно уходили из глаз Алейны, и она призывала Родри на один из уроков. Обычно она бывала в такие дни раздражена и отвешивала ему пощёчины за малейшие ошибки, а то даже отправляла прочь, сопровождая приказ потоками оскорблений. Тем не менее, когда в следующий раз она приглашала его, то снова вела себя мило, даже если и была строгой.
Порто с Дисной кое-что рассказали Родри из её истории. Алейна была вторым ребёнком из десяти в семье бедного торговца маслом в Ронатоне, и жили они в такой бедности, что её чуть не продали в рабство, чтобы прокормить семью. Однако девочку спасла красота. На неё обратил внимание богатый купец, который честно женился на девушке, а не просто купил её. Поскольку ему было пятьдесят два, а ей четырнадцать, брак оказался далеко не счастливым, хотя после страданий, перенесённых в детстве, у неё появилась навязчивая идея стать идеальной женой. В основном из-за его неспособности, а не по какой-либо другой причине, у них не было детей. Он умер в возрасте семидесяти четырех лет после долгой изнурительной болезни, во время которой Алейна преданно за ним ухаживала. Теперь, хотя она вовсе не горела желанием связать себя новым браком, Алейна знала: её красота уйдёт, причём довольно скоро. Она каждое утро принимала ванны с травами и пользовалась различными косметическими средствами. Хозяйка часто отправляла Родри на рынок, как только он открывался утром, чтобы купить розовых лепестков, свежих сливок и пчелиного воска, в то время как они с Дисной закрывались в ванной комнате, как алхимики.
К своему большому удивлению Родри начал испытывать к ней жалость. Хотя он желал бы ненавидеть хозяйку за то, что она лишает его свободы при помощи куска бумаги, запертого в её шкатулке с драгоценностями, он просто не мог относиться к ней дурно. Спустя некоторое время он осознал ещё более горькую правду о себе. Как-то раз, купив косметику хозяйке и специи поварихе, он бежал домой с рынка по свежему воздуху, напоённому запахом приближающегося дождя. Последние летние цветы ярко цвели над раскрашенными стенами. И тут Родри обнаружил, что поёт. Потрясённый, он понял, что на мгновение почувствовал себя счастливым и стал принимать свою новую жизнь. Весь день Родри обращал внимание на другие вещи – как он бывает доволен, когда его хвалит Порто, как он смеётся шуткам в кухне, как улыбается, когда Алейна вручает ему подарок – серебряную монету в знак своего расположения. Родри понял, что если когда-нибудь займёт место Порто и станет доверенным варреко, то это даст ему безопасность и уверенность, независимо от того, за кого выйдет замуж Алейна.
Вначале Родри размышлял, почему рабы не поднимают открытого восстания, но теперь начал это понимать. У раба в его положении жизнь была недостаточно тяжёлой, чтобы рисковать. Все рабы, вроде шахтёров, которые могли пойти на отчаянные меры, содержались в цепях и полуголодном состоянии; кроме того, их клеймили. Да и жили они слишком недолго, чтобы строить долгосрочные планы. Любой домашний раб, который обладал твёрдой коммерческой ценностью, имел все необходимое для приличной жизни, а также кое-какие утешающие излишки. Имелась и возможность, пусть даже смутная, когда-нибудь заработать себе свободу. Родри решил, что если бы помнил свою прошлую жизнь, то, несомненно, чувствовал бы себя по-другому, испытывал бы ностальгию по свободе, хирейд, или депрессию, свойственные человеку, рождённому свободным. Но сейчас Дэверри казалась ему некой туманной страной, от которой в памяти остались лишь какие-то обрывки. Родри не сомневался только в одном – он был серебряным кинжалом, презираемым, отверженным без клана и дома, опозоренным человеком без чести, обречённым бесконечно сражаться то за одного мелкого господина, то за другого, пока не умрёт ранней смертью. Много раз участь раба Алейны казалась лучшим броском костей.
Хотя оставалось одно воспоминание, из-за которого Родри не мог окончательно увязнуть в капкане удовлетворения. Барума. Каждый день после обеда, когда весь дом, как хозяйка, так и рабы, по два часа спали или просто отдыхали в постелях, Родри напоминал себе, что должен обеспечить Баруме кровавую смерть, даже если это и будет стоить ему, Родри, собственной жизни. «Что эта свинья сделала с моим серебряным кинжалом?» – думал Родри. Вопрос стал навязчивой идеей, словно в оружии, этих нескольких унциях серебра, жила его честь – так, как душа живёт в теле. Время от времени он мечтал об убийстве Барумы и о том, чтобы забрать назад кинжал. После таких мечтаний Родри был молчалив и все утро ходил погруженный в себя. Он обратил внимание на то, что в подобные дни все его избегают, даже хозяйка.
