– Саламандр! – крикнула она. – Что-то не так!
В сопровождении группы священников прибежал Саламандр. Он увидел Гвина, поднял голову и выругался самым неблагочестивым образом. Брат Меррано определённо разделял его понимание ситуации, хотя и не одобрял его вкус в подборе выражений.
– Клянусь вёслами Отца Волн! Интересно, из-за чего же возникла проблема? Это твой раб?
– Нет, свободный человек. Он получил отметину… ну, скажем, в плохой компании, которую водил в молодости. Так я предполагаю. – Саламандр очень многозначительно смотрел на Меррано. – Он исправился. Я поклянусь тебе в этом на алтаре, если хочешь.
– В этом нет необходимости. Вопрос в том, как завести его внутрь.
Гвин внезапно резко отвернулся и, хотя его лицо ничего не выдало, Джилл могла догадаться, что он борется со слезами.
– Мы едва ли можем провести ритуал прямо здесь на улице, по которой ходят люди, – продолжал Меррано.
– Почему нет? – внезапно Саламандр улыбнулся. – Мы откажемся от вздымающихся вверх благовоний, пения, прекрасных льняных ряс, и гудящих гонгов, но тем не менее проведём ритуал. Иди сюда, дикая голубка, и возьми меня за правую руку. Хорошо. Теперь положи левую на плечо Гвина, просто положи, словно ты собираешься сказать ему что-то. Теперь я кладу свою левую руку на его другую руку, таким же образом – и вот мы готовы!
Как только Саламандр замкнул круг, дотронувшись до Гвина, Джилл почувствовала прилив силы, которая плыла вокруг них. Волосы встали дыбом у неё на затылке и на руках, появились Дикие и вплыли в поток силы, как пловцы в реку. Гвин откинул голову назад и громко, резко вдохнул воздух. На этот раз, когда Джилл подняла голову, она смогла увидеть охранный знак. Это была мерцающая сфера, которая шапкой сидела над территорией храма, вся помеченная странными сигилами и горящими пентаграммами.
– Ага, вот в чем проблема, – пробормотал Саламандр. – Проклятые ублюдки повредили его ауру!
Когда Джилл снова посмотрела на Гвина, то увидела перевёрнутую пентаграмму, плавающую в воздухе у него головой. В этой черноватой, мрачной и угрюмой отметине было что-то такое губительное и раздражающее, Джилл могла поклясться: она ощущает отвратительный запах. Внезапно отметина загорелась. Она горела, сжимаясь, а густой чёрный дым поднимался от неё вверх. Потом он улетел прочь.
– Вот, – объявил Саламандр. – Очень хорошо, Гвин. Теперь посмотрим, что произойдёт.
Как только Джилл отпустила его руку и отошла назад, охранные знаки исчезли из поля её зрения, и все Дикие разбежались, разочарованные. Гвин взял лошадей за удила и повёл их к воротам. Он приостановился, сделал глубокий вдох и… прошёл внутрь. Брат Меррано позволил себе небольшую овацию. На мгновение Гвин расплакался, но потом быстро и яростно вытер глаза тыльной стороной ладони.
– Спасибо, – сказал он Саламандру. – Я твой должник до конца жизни.
– Я предпочёл бы, чтобы ты служил самому себе, но в случае необходимости я к тебе обращусь. Брат Меррано, теперь, после того, как мы все здесь, возможно, лучше запереть ворота. У меня для твоего начальства есть очень странная, экзотическая, зловещая и, в общем, своеобразная история.
– Ну, все твои рассказы обычно таковы, – заметил Меррано и улыбнулся. – Именно поэтому мы все так рады снова видеть тебя.
Как только Родри вошёл на территорию храма, то почувствовал, что плохое настроение исчезает так же ощутимо, как если бы кто-то снял с его плеч мокрый плащ. Даже когда он оглянулся назад и увидел, как Джилл держит за руку Саламандра и тихо говорит что-то, склонившись к Гвину, он не подумал ничего плохого. Они явно пытаются решить, что делать с двумя десятками лошадей, которых его брат привёл с собой. Когда круг разомкнулся, Родри обратился Саламандру:
– Мы их всех стреножили и привязали. Пока сойдёт. Саламандр помахал ему и, продолжая беседовать с Гвином, широкими шагами прошёл внутрь; за ними следовала Джилл. Родри был обеспокоен тем, какой усталой она выглядит, с тёмными кругами под глазами, и как её шатает при ходьбе. Молодой священник, который представился братом Квинтанно, тоже заметил её состояние.
– Женщина с вами? Она больна?
– Просто очень устала. Мы очень долго ехали верхом, перебираясь через горы.
– Тогда давай отведём её в дом для гостей, где вы все остановитесь, чтобы она поспала. Эван поговорит за всех, он это умеет.
Родри потребовалось мгновение, чтобы понять: Эваном он называет Саламандра. Родри также с некоторым раздражением подумал, что ему на самом деле следовало вспомнить это имя брата раньше.
Хотя Джилл пыталась убеждать их, что с ней все в порядке, и она совсем не устала, она не очень долго возражала и позволила Родри обнять себя и поддерживать всю дорогу, когда они следовали за священником по лабиринту зданий и хижин, разбросанных на огромной территории. Гостевой дом оказался приятным деревянным зданием, побелённым внутри и снаружи, с тремя комнатами и набором кроватей, стульев и низких столиков. В центральной комнате даже имелась полка с десятью пергаментами и аналоем.
– В это время года дом будет в вашем полном распоряжении, – сообщил Квинтанно. – Летом у нас здесь много гостей, а зимой в основном приезжают советоваться по юридическим вопросам. – Он отправился к комоду и стал копаться внутри. – Тут достаточно чистых одеял. Берите что хотите. Позднее можете сходить в нашу баню, если возникнет желание.
– Я хочу этого больше всего на свете, – сказал Родри. – Джилл, а тебе лучше вначале поспать.
– Я разве спорю с тобой, любовь моя? – Она села на край кровати, зевнула и потёрла лицо обеими руками. – Одного одеяла достаточно, спасибо.
Квинтанно проводил Родри до одного из больших домов, заметных с улицы, в типичную бардекианскую комнату для приёмов. Её стены были расписаны сценами с участием богоподобных сущностей, которые основывали города и протягивали пергаменты с законами простирающимся ниц людям. На возвышении из красных и синих плиток, скрестив ноги, сидели Саламандр и Гвин и разговаривали – вернее, говорил один Саламандр. Его собеседником был пожилой человек в длинной красной рясе. Он был очень старым, с совершенно белыми вьющимися волосами, изрезанным морщинами тёмным лицом, но держался он прямо, и его чёрные глаза смотрели властно.
– Это его преосвященство Такитон, – прошептал Квинтанно. – Поклонись, когда приблизишься.
Родри с радостью изобразил самый низкий поклон, на какой только был способен, и был награждён улыбкой. Морщинистая рука махнула, призывая его на возвышение. Родри сел немного позади Саламандра и рядом с Гвином. Тот выглядел, как человек, который намерен не показывать своего ужаса.
– А, Родри, – произнёс Такитон. – Твой брат рассказал мне твою грустную историю.
Поскольку они с Саламандром обсуждали этот рассказ во время путешествия, Родри заранее знал все, что должен говорить.
– Я униженно надеюсь, что у вас найдётся достаточно великодушия, чтобы простить меня за нарушение священных законов ваших островов.
