Мгновенно наступила полная тишина, мертвая тишина, так что я услышал удары собственного сердца.
Ведь врачи вставляют искусственные сердца и трансплантаты, когда положение безвыходное, когда уже ничто не помогает. А не лучше ли укрепить больное сердце, вылечить его, пособить ему?
На секунду мне почудилось, что мое сердце остановилось. Потом показалось, что сейчас оно вырвется из груди, ибо оно колотилось о ребра, как зверь в клетке. Я все ещё не мог отдышаться после властной решимости, которую проявил, от сознания, что рядом с моими мыслями текут мысли другого и наполняют меня отзвуками иных знаний, темным ответом неслыханного опыта.
Я поглядел, я увидел, но не мог облечь свои мысли в слова. Я заикался, как перевозбудившийся ребенок.
– Тогда открой мне свои мысли, и я выражу их. О! Я вижу, уже вижу: сердце острова Бали – проект…
– Да! Сердце слишком срослось с островом, чтобы им могли управлять иностранцы. Хирург может прооперировать сердце, но не может постоянно накачивать в него кровь, верно? При первой же возможности врач передоверяет сердце организму, тот сам должен осуществлять контроль за ним. В этом и есть заслуга хирурга! И здесь, на острове, надо поступить так же. Ни правительство, ни чужеземцы, какие бы добрые побуждения ими ни руководили, не могут контролировать сердце – они могут только помочь ему. А если у организма отобрать контроль, он разучится владеть своим сердцем, нервы усохнут и жизнедеятельность организма уже не восстановится.
Тьма сгущалась, мои мысли уносило ветром. Где Джеки? Ещё со мной? Я не чувствовал её рядом, я вообще ничего не чувствовал, но почему-то знал, что Джеки ещё где-то здесь, только где мы вообще?
– Всё это так, но кому же здесь на острове передать контроль?
– Тем, кто всегда осуществлял его! Непонятно? Правительство хочет воспитать новое поколение инженеров-ирригаторов, ну и прекрасно, почему бы и нет? Только работать они должны с системой subak. Ведь даже нынешнее поколение klian subak пользуется компьютерами, почему же тем, кто придет им на смену, не быть знающими инженерами? Пусть применяют современные средства, но под присмотром советов subak и повинуясь древним законам.
– Следующее поколение! Но что будет сейчас? Действовать надо немедля!
– Пока здесь могут работать инженеры проекта, они так и планировали. Только связаны они будут не с правительством, а с советами subak и klians. Неужели непонятно? Старики от такого варианта придут в восторг, они сохранят свою власть и престиж; молодые тоже будут довольны – они будут учиться на месте, а инженеры проекта отберут самых способных, так что сынкам правительственных чиновников не удастся пролезть на лучшие места. И не стоит нести чепуху, будто это покончит с традициями! Наоборот! Старые обычаи оживут и окрепнут. Ведь законы subak справедливы, они никому не дают права манипулировать водными ресурсами, они противостоят коррупции! Эти законы развивались вместе с островом, их не ввели так называемые социоинженеры, приехавшие откуда-то издалека, а если потребуется внести в местные законы изменения, это сделает народ, который по этим законам живет. Итак, сердце и мозг острова будут вместе, смогут снова работать в унисон! Составят одно целое!
Кругом была темнота и тишина, зловещая страшная тишина. И вдруг зазвучал голос Джеки – спокойный, сдержанный, хотя под ним угадывалась дрожь:
– Мне кажется… Я думаю, что… представители проекта примут эту схему. И те, кто связан с землей, безусловно примут. Но вот правительство…
Собравшись с силами, я попытался изложить свои мысли так доступно, как смог, обращаясь в бездонную пустоту, окружавшую нас, в беззвездную и безлунную ночь:
– Если Баронг и Рангда будут продолжать блокаду, помешают транспортировке оборудования, правительство пойдет нам навстречу. У них не будет другого выхода. Либо они пойдут на наши условия, либо ничего не состоится.
Ответом было молчание.
Мертвая тишина. Но я, собрав остатки мужества, продолжил:
– Только эти две островные силы – Баронг и Рангда… прислушаются ли они к нашим словам? Поверят ли? Ведь мы нуждаемся в их помощи, и жители острова тоже. А эта таинственная третья сила… Шимп? Что думаешь ты теперь, когда сломил все мои заслоны? Не передумаешь ли ты? Не разделаешься ли со мной, как стремились другие? Или наоборот, поможешь мне убедить их? Останови междоусобную войну! Ты это можешь, можешь, Шимп?
– Но только не в одиночку! – проговорил во мне голос Шимпа, и я тут же сообразил, что голос стал другим. Он изменился, едва мы с Шимпом слились воедино. В нем не осталось и следа голландского акцента, – видно, акцент был нужен, чтобы затушевать утробность голоса, его странное, не вполне человеческое звучание. Сейчас я слышал голос одного человека, но эхом ему вторили миллионы голосов.
– Только не в одиночку! Ибо полночь приближается, а когда она наступит, я стану тем, кем она повелит, приму новую форму, пройду обновление среди близких мне. Ведь грядет час Предков, а я и есть Предок! Предок! Я тот, кто похитил из Рая неувядающие персики, кто благодаря этому приобщился к великому волшебству и в то же время претерпел ещё более великое наказание. Я тот, кто выстоял эту кару и завоевал себе свободу, потому что помогал великому святому пересадить новую веру из Индии на Восток. Я тот Хануман, который привел свою армию на помощь Раме и помог спасти его жену Ситу от демона Раваны, я тот, кто решил сжечь их дома и спалил себе хвост. Но потеря хвоста пошла мне на пользу, ибо из мартышки я превратился в Шимпа. Я – Предок Предков, первый, кто ступил в этот уголок Земли и населил его своими детьми. Тот, кто приобрел заслуженное имя, присвоенное ему ученейшими мужами даже на Западе…
– Верно! – с почтительным ужасом прошептала Джеки. – Как же я раньше не сообразила! Когда увидела его впервые! Pithecanthropus erectus – «Обезьяна прямоходящая»! Яванский человек. Предок всего Востока! Мой предок. Он на все имеет право! В его руках власть!
И возник новый звук, он нарастал, ширился, превращаясь в стук барабана, под который плясали тени обезьян.
– Да, я наделен властью. И я ею воспользуюсь, ибо ты, Стивен Фишер, достиг цели, ради которой я тебя выискал. Твой ответ – единственно верный! И я своей властью положу конец кровопролитию, излечу раны, заставлю всех слушаться! Но только с твоей помощью, Стивен Фишер, я смогу осуществить всё это. Только в тебе я ещё тот, кто я есть. А теперь выпусти меня на свободу. ОСВОБОДИ МЕНЯ!
Его голос казался таким бесконечно усталым и старым, каким в последние недели выглядел и сам Шимп. И слышалась в этом голосе жажда свободы. Барабан прерывисто стучал, словно больное сердце, словно ум, бьющийся в искалеченном теле; словно бабочка, тщетно пытающаяся вылупиться из куколки, Шимп рвался на свободу. Я сочувствовал ему, но что я мог сделать, что? Как помочь ему, чтобы он мог помочь нам?
Я хотел потереть подбородок, но в ужасе замер, так как у меня под рукой оказалась тяжелая челюсть, заросшая жесткими колючими волосами. А подбородка не было! В этом окружавшем меня темном мире я ощупывал не свое лицо, а лицо Шимпа! И в объявшем меня страхе окончательно потерять свое «я» я дернул эти волосы, вырвал их и развеял по ветру.
