Когда мы добежали до трапа и посмотрели вниз, мы поняли, что он имел в виду. Машинного отделения как такового на шхуне не было, был всего лишь огороженный настил, положенный на поперечные брусья прямо над трюмной водой. Там, внизу, было относительно сухо, но тем не менее оттуда несло: вонь, смешиваясь с клубами пара, поднималась наверх. Свет в кочегарку падал только из открытой топки, в красных бликах кочегары то низко нагибались, то выпрямлялись, словно прислужники, стремящиеся задобрить голодного бога. Кожа у них сделалась полосатой от пота и угольной пыли. Пар поднимался от подрагивающего шланга, который поливал перегревшиеся брусья, смывая угольную пыль, чтобы она не воспламенилась. То и дело кто-нибудь из работающих у топки бросался к тоненькой струйке, прыгал там с минуту, потом хватал лопату и снова забрасывал уголь в топку; всё это изрядно напоминало преисподнюю.
– Manawa-nui!
[128]
– выругался Те Киоре, скатываясь вниз. – Надо срочно поднять давление! Давай!
Четверо кочегаров с удивлением наблюдали, как я спускался следом за Те Киоре, и уж совсем выпучили глаза, когда показалась Джеки. Все как один стали протестовать, но Те Киоре просто раскидал их пинками и вручил нам лопаты. Мы принялись за дело, хватая ртом воздух и кашляя, когда нас в очередной раз обдавало паром. Могучие плечи Те Киоре то выгибались, то распрямлялись, он загребал полную лопату кокса с примесью, как мне показалось, бурого угля и швырял её в пасть топки. Я изо всех сил старался не отстать. Джеки даже не пыталась тягаться с маори, она набирала небольшие порции угля, но работала лопатой с такой быстротой, что результат получался почти такой же, как у нас. Через некоторое время и я, не выдержав, последовал её примеру.
– Здорово! – тяжело отдуваясь, прохрипел маори. – У нас в деревне кое-кто из vahines …
[129]
таскает такие тяжести, что и мужчинам за ними не угнаться. Моя старая матушка… у неё были руки, как у хорошего стригаля с Барку…
[130]
Нас обдавало волнами жара, а порой и потоком горячей золы, отгонявшей нас к самому шлангу. Джеки скоро взмокла и завязала свою кофту под грудью, оставив открытой соблазнительную полоску кожи на талии, отчего у Те Киоре взлетели брови, а на губах заиграла гнусная ухмылка. Я ничего не мог сказать, и негодяй прекрасно это понимал. Котел тем временем сотрясался и крякал, и струи пара вырывались из самых немыслимых углов и щелей. Мы удвоили усилия, но стрелка манометра, вздрагивая, упорно ползла вниз. В моем воображения риф вырос до размеров горы, стал похож на пасть чудовищной акулы, нацелившейся на такую с виду хрупкую обшивку трюма, находившуюся всего в футе от моей головы. В конце концов Те Киоре, невнятно выругавшись, опустил лопату.
– Черт! Этот проклятый котел испортился. – Гигант сплюнул в сердцах. – Мы сожгли в три раза больше угля, чем нужно. Наверняка котел дал течь. – Он повернулся к старшему кочегару. – Ибрагим, хватит швырять! Направь шланг на дверцу. Не на сам котел, понимаешь? Абдулла, подними задницу, иди, доложи капитану.
– Но что мы можем сделать? – спросил я.
Те Киоре порылся в огромном ящике с инструментами в конце настила и, торжествуя, принес оттуда огромный ворох промасленного тряпья, который он развернул, и нашим глазам предстало нечто отвратительное, серо-зеленого цвета, похожее на замазку.
– Что сделать? – переспросил он. – Быстро залезть туда и заткнуть дыру, вот что.
– Залезть? В топку? Да ты спятил, парень!
На лице Те Киоре снова зазмеилась прежняя ухмылка.
– Я что, pakahe?
[131]
Пойдешь со мной?
Не успел я сообразить, что происходит, как кочегары завернули нас обоих в огромные куски вонючей мешковины, влажной от трюмной воды. Мешковина была именно влажная, ровно настолько, чтобы не загореться. Будь она совсем мокрая, нас бы обожгло паром. Кочегары, поливая из шланга широкую дверцу топки, засунули туда длинные лопаты и разгребли горящий уголь в разные стороны. Меня удивило, что огонь был поверхностный и поднимался не больше, чем до половины камеры, а дальше была темнота, из которой с шипением вырывались струи пара.
– Что я говорил? – прорычал Те Киоре, разминая замазку в пальцах. – А теперь, ребята, направьте шланг на пол… вот так!
Сначала вода отскакивала от раскаленного металла крупными каплями, не желая на нем оставаться, но скоро успокоилась и превратилась в пар. Те Киоре обвязал свои башмаки оставшимися двумя тряпками и щелкнул пальцами. Джеки, ссутулившись и закусив губу, напряженно наблюдала за этой сценой. Я знал, что упади кто-нибудь из нас (а особенно если упаду я), она тут же с быстротой молнии бросится на помощь.
– Порядок? – осведомился Те Киоре. – Тогда вперед! Заткнем дыру – и обратно. Если кто упадет, другой его вытащит. Только не касайся металлических частей! Хорошо, что здесь ты, – добавил он, продолжая разминать замазку в огромной ладони, – иначе я бы поволновался. Пять минут – и вылезаем, удастся заткнуть или нет. Идет?
Громко стуча сапогами, по трапу сбежал кочегар по имени Абдулла.
– Пяти минут у вас нет. Шкипер сказал, если через пять минут колеса не заработают, мы налетим на риф!
Те Киоре взглянул на меня, пожал плечами и без лишних слов нырнул в топку. Оттуда раздалось ужасающее шипение, и Ибрагим сунул туда шланг. Я схватил лопату и проскочил прямо сквозь струю, но даже не заметил этого; под ногами захрустел парующий уголь, я неуверенно покачнулся и почувствовал, что жар сомкнулся вокруг меня, как нечто вполне осязаемое.
Внутри топка оказалась больше, и тлеющие угли слегка освещали её. Нам не пришлось слишком сгибаться, но и встать во весь рост мы не могли, оба были высокие и понимали, что стоит коснуться металлического потолка, и у нас вспыхнут волосы. Пока снаружи нас поливали из шланга, мы подобрались к горке угля у задней стенки. Он сгорел всего наполовину. Те Киоре напряженно кивнул, потом стремительно нагнулся, так что его кудлатая грива скользнула по какому-то выступу и угрожающе зашипела. Я плеснул на него водой, Те Киоре подмигнул и жестом показал на угольную горку. Я вонзил в неё лопату, раза два отшвырнул уголь в сторону и заметил, что уголь, лежавший слева, совершенно черный и липкий. Я снова зачерпнул его лопатой, обнажил заднюю стенку и увидел, что возле её нижнего конца, у самого края, вьется тонкая-тонкая струйка пара и тут же растворяется в воздухе. Этого было достаточно. Те Киоре оторвал кусок своей замазки, двумя сильными движениями рук расплющил его и, когда я отгреб оставшийся уголь, изо всех сил энергично шлепнул замазку на слегка разошедшийся шов. Затаив дыхание, мы немного подождали, Те Киоре стоял, крепко вцепившись в накинутую на него влажную мешковину, но пара больше не было. Те Киоре кивнул мне, я перекидал уголь на прежнее место, мы повернулись и стали быстро уходить. Те Киоре шел впереди; дойдя до места, где горка угля заканчивалась, он поскользнулся, машинально выпрямился, тут же резко пригнулся, чтобы не коснуться потолка головой, и рухнул на колени. От боли он закричал, одежда на нем зашипела. Я вышвырнул за дверцу лопату, схватил его за шиворот и за штаны и поднял на ноги. Я так испугался, что даже не почувствовал, какой он тяжелый. Одним махом мы добрались до дверцы, бормоча что-то нечленораздельное и проклиная все на свете. Матросы протянули руки, вытащили его, потом меня. Концы надетой, на меня мешковины загорелись, но не успел я коснуться подметками пола, как другие матросы уже забрасывали в топку ведра горячих углей, которые они тщательно сохранили, и сгребали оставшийся по краям уголь в середину.
