Прямо под ногами у юноши начиналась большая осыпь — сюда, как видно, сваливали породу, когда рыли водосброс, по которому он выбрался. Вода в ближайших чеках казалась уже не ослепительно-зеркальной, а темно-зеленой.
Осмотр местности пришлось продолжить в щель между пальцами. И, когда взгляд Дика проник за завесу полуденного марева, он увидел на другом конце дуги ажурные фермы сигнальных башен и множество садящихся и взлетающих машин.
— Глайдер-порт, — прошептал он, и, словно в подтверждение этих слов, воздух над его головой застонал и загудел, расступаясь перед точеными боками глайдера, вынырнувшего из-за клиффа и скользящего вниз, к воде. Вихревые потоки из-под искрящихся платформ антиграва обдали юношу пылью и запахом озона. Глайдер шел вниз под очень острым углом — за рулем был лихой ездок.
Дик не сомневался, что должен пересечь эту водную доску для го и войти в город с той стороны — но решил подождать вечера, чтобы солнце не так било в голову. Он спустился бы в любом случае, потому что очень хотел пить, но понимал, что солнце Картаго куда опасней солнца Мауи и хотел избежать открытого единоборства. Только когда солнце село за клифф, он спустился вниз — с очередной литанией из стонов, имен святых и проклятий — и наконец-то погрузил избитые ноги в теплую, как в бане, воду.
Вода кишела жизнью. Темно-зеленой она была потому, что в каждой ее капле жили сотни, если не тысячи, крошечных существ, полурастений-полуживотных, мельтешащих без порядка во всех направлениях; разлапистые водоросли покрывали дно и поверхность, и среди мясистых стеблей сновали длинные тени, в которых Рэй признал бы капп на последней стадии личинки: панцирные головки и длинные, многочленистые хвосты.
Дик напился солоноватой воды (чеки высохли уже больше чем наполовину) и вспомнил слова Рэя: на Картаго съедобно все. Раздевшись, он залез в воду, смыл с себя и со своего тряпья кровь мутанта, а потом начал ощупывать одно из водных растений, решая, что из его частей можно употребить в пищу. Раздумья не заняли много времени: на широких листах внизу Дик нашел пузырьки или мешочки размером с кулак ребенка. На ощупь они были как медуза, и когда Дик попытался сорвать один, тот просто лопнул в его пальцах. Тогда Дик сорвал весь лист, развернул его пузырьками кверху и надкусил «мешочек». Догадка оказалась верной: мешочек был наполнен сладкой клейковиной. Рэй узнал бы «водяной сахар», источник сахара и крахмала для Пещер Диса. Дик просто выел все мешочки, а лист, поразмыслив, прилепил на голову, от солнечного и теплового удара.
Он сидел в воде по шею, как бегемот, пил, ел и лепил листки на голову, лицо и плечи, а потом оделся и пошел в сторону глайдер-порта.
Солнечные лучи высушили его одежду и прилепленные листья очень быстро, а на незакрытых ими местах начало нехорошо жечь. Дик снова спустился к воде, набрал листьев и, отгрызая сахарные мешочки, начал лепить их на оставшиеся непокрытыми места.
Он шел уже довольно долго, и солнце уже окончательно ушло, но свет и жар не ослабевали, только цвет лучей, озаряющих небосклон, как-то переменился, словно бы похолодел, и, глянув налево от себя, Дик понял, какого свалял дурака: надо же было таким тупейшим образом забыть, что на Картаго два солнца! Протыркавшись по подземельям неизвестно сколько, он дождался на свою голову лета, когда оба светила несут вахту посменно и почти беспрерывно.
Каких масштабов был свалянный дурак — Дик осознал в полной мере через час после восхода Акхат. От беспощадного ультрафиолета не спасала ни одежда, ни вода, ни листья, а он уже был ровно на середине пути и, возвращаясь к пещере, ничего бы не выиграл. Теперь он перемещался от чека к чеку перебежками на четвереньках, натянув на голову рубашку и забрав в кулаки рукава. Сколько можно было, он шел по воде, и мелкие подвижные водоросли высыхали на его теле и одежде, покрывая его зеленоватой пылью, замешанной на сахарных потеках. Дик надеялся, что это тоже как-то защитит его от солнца.
Плантации сахарных водорослей закончились, потянулись плантации других — чрезвычайно прочных на разрыв, длинных, покрытых мелкими листьями. Дик срезал их флордом и наматывал на себя. Но все эти меры приносили лишь временное облегчение. Очень скоро Дик почувствовал все признаки теплового удара — тошноту, головную боль, ломоту во всем теле, озноб, и, хуже всего — частичную слепоту. Он заполз в воду, в густые заросли, дополнил свой тюрбан свежей копной и начал пережидать горячее время.
«Почему я такой дурак?» — думал он. — «Я подвел и вас, Такэда-сэнсэй. Нужно было, поев и набрав запасов, вернуться в пещеру и переждать голубое солнце. Если я умру здесь, только я один буду виноват».
Он попытался заставить себя заснуть и преуспел в этом. Проснулся он от крика:
— Кто такой, из какой бригады? Где потерял плащ? Залезай немедленно в кузов!
По тиби-наречию, голосу и интонациям было сразу понятно, что это гем. Дик разлепил воспаленные глаза, поднял голову и увидел над собой лицо пожилого гема, наполовину скрытое клобуком. В первый миг он принял этого гема за Тома, но только из-за внешнего близнецового сходства. Этот гем был старше и рисунок морщин отличался.
— Кими нинген да, — прошептал Дик с улыбкой. Глаза гема округлились, когда он пристальней всмотрелся в найденыша и под слоем зеленой грязи разглядел, что тот — не гем.
— Девяносто девятый у хито-сама прощения просит, — работяга поклонился Дику в пояс.
— Не надо, лучше встать помоги, — Дик выбарахтался из тины и пошатался к машине — маленькому крытому тягачу с прицепленной сзади гравитележкой. Тележка была доверху заполнена все теми же сахарными водорослями, и Дик сообразил, что приглашали его не туда — а на второе сиденье тягача, за спиной водителя.
— Хито-сама как здесь оказался? — проговорил гем, оправившись от изумления.
— Из тех пещер, — Дик показал пальцем назад. — Там страшно…
При последних словах его неподдельно передернуло.
— Днем Акхат без плаща и очков ходить нельзя! — назидательно сказал гем. — Акхат убьет! Пусть хито-сама намажет себя, — он вынул из бардачка тюбик, покрытый желтыми потёками.
Мазь была вонючей и жирной, но Дику полегчало почти сразу же. Гем отдал ему запасные очки и свой плащ.
— Эй, а ты? — запротестовал Дик.
— Кожа Девяносто девятого двадцать минут без ожога выдержит. За пятнадцать до грузовой платформы доедем. Оттуда хито-сама дальше пойдет.
Плащ гема был более дешевой и менее долговечной моделью армейской «зеркалки». Дик запахнулся в него, надвинул капюшон на самый нос и вцепился обеими руками в спинку переднего сиденья, чтобы не свалиться с тягача.
— Ты из какой бригады?
— Сорок шестая аграрная, — послушно ответил гем, продолжая удивляться тому, что человек изволит интересоваться такими вещами.
— А никого из сто второй ремонтной ты не знаешь?
— Девяносто девятый ремонтников не знает. Они сами по себе, аграрные сами по себе.
— Это плохо.
