Еще один выброс — и снова вельбот превратился в белую шаровую молнию.
— Батареи сгорели, замена, — Джез произнес это почти так же спокойно как Майлз, и тут же его вельбот получил второй «плевок». — Ах ты сука. Замена.
Насколько могла понять Констанс, об охоте никто уже не думал — следовало спасаться бегством. Дик подтвердил:
— Миледи, если левиафан плюнет в вельбот Джеза, вельбот аннигилирует, и тогда погибнут все они. Я попробую пройти между шлейфами и прикрою их бортом корабля. Наши батареи больше, они выдержат не один плевок…
— Суна, немедленно назад! — поддержал Вальдера капитан. — Ты кем рискуешь, паршивец?
— Простите, сэр!
Новая белая вспышка показала, что теперь вельбот капитана беззащитен — треьео комплекта батарей на борту не было. Второй тоже принял на себя «плевок» и остался без силового щита.
— Молитесь, миледи, — прошептал Дик. — И вы, милорд. Я вас очень прошу…
— Малыш, не надо… — как-то беспомощно сказал капитан. — Миледи, остановите его! Нельзя рисковать всеми вами ради нас, нельзя!
Но он не видел того, что видела Констанс и того, что видел Дик: развернувшись внутри своих гаснущих шлейфов, левиафаны пошли в обратную сторону, удваивая за собой смертельную спираль. Они словно бы искали своих незадачливых противников.
— Если бы я не знал, что они ни в коей мере не разумны, я бы сказал, что они нападают! — воскликнул лорд Августин.
— Что будет, если у тебя получится? — спросила Констанс.
— Их раскидает силовым полем и вельботы смогут уйти. Они не преследуют.
— А если не получится?
— Мы все погибнем. Но это только если у нас откажут все батареи. Мы можем выдержать лобовое столкновение с левиафаном… ну, вроде бы должны… А с двумя — нет. Никто и никогда еще не видел, чтобы их было двое в одном месте…
«А может, видел — но уже не сможет рассказать».
— Продолжай, Дик. Считай, что это мой приказ.
— Да, миледи!
Констанс не могла поднять головы — ускорение корабля было не меньше пяти G, компенсаторы снижали его до полутора, надсадно надрываясь: оно возрастало слишком быстро. Но Дик был иного мнения.
— Медленно, — прошептал он. — Симатта ё! Медленно!
* * *
Нельзя было не гордиться таким тиийю — даже зная, что твоей заслуги мало, нельзя было не гордиться.
В отличие от капитана, он был спокоен за жизни туата и инемийин на «Паломнике». Правда, Дику потом будет очень и очень трудно, но сейчас смерть ему не грозила: в панцире силового поля «Паломник» был почти неуязвим для одного левиафана, а вдвоем они не атакуют.
За себя Майлз тоже был спокоен. В конце концов, Шааррим благ, а проклятый судьбой и народом Диорран умер, погрузившись в воды баптистерия. Майлз Кристи родился чистым.
Он успел пожалеть о том, что не обсудил как следует с ка’эддом Августином этого левиафана. Они расходились во взглядах на его природу: Майлз считал, что он нарождается из инобытия, которое А-Тиарна устроил для равновесия, а ка’эдд Августин полагал, что он не нарождается и не переходит в инобытие, но находится в коллапсе от того, что попал в дискретную зону. Если бы они еще дальше отпустили мысль и речь, открыли бы, возможно, что в своем устремлении от массы к пустоте левиафаны должны стремиться друг к другу, ибо что же такое они сами, как не антимасса? А если они стремятся друг к другу, то почему бы не в пределах этого скопления звезд?
Еще плохо было, что не удастся обсудить с Диком Сократа. Майлз понимал, что крайне плохо годился на то, чтобы учить кого-то жить среди людей… То, что он полагал величайшими грехами в своей жизни, в их истории было делом почти обыденным — и вместе с тем, именно от них пришла весть о воплощении А-Тиарны. Подлинно, А-Тиарна есть Любовь — не любя туата, их невозможно принимать. Но таких как Ри’шаард, Констанс ка’эддайн и ее сын, капитан Хару — любить было легко и расставаться с ними было жаль.
Еще семь секунд — и Дик расшвыряет антизверей силовым полем корабля. Но этих секунд нет. Майлз видел, как вельбот настигает язык черноты, вспыхивающий и меняющий цвета, извивающийся хаотично, подобно струйке дыма — спонтанный выброс антиматерии, который левиафанеры непочтительно называют “плевком”.
Майлз был очень хорошим драйвером, но вельбот, который весил больше восьми тонн, маневрировал не так легко, как йитанна, малый боевой катер шедайин.
— Господи, в руки Твои… — успел сказать капитан.
* * *
На этот раз корабль “ослеп и оглох”, — экран залило белым светом, а затем он погас, умерли все приборы, мигнул и исчез свет в кабине — Констанс осталась в полной темноте.
Дик издал короткий, полный муки вопль — наверное, так кричит человек, получивший удар ножом в сердце: вскрик — и тишина. Только щелчки каких-то тумблеров говорили, что юный пилот жив, в сознании и действует, не поддаваясь отчаянию. Потом раздалось тихое жужжание и писк включающихся систем, замигало и загорелось аварийное освещение, экраны ожили, но показывали все ту же белесую мглу. Ускорение не увеличилось — Дик снова отключил основной двигатель, теперь корабль шел на одной инерции. Где-то поблизости выла сирена, и над дверью отчаянно мигала сигнальная панель со знаком “Радиационная опасность”.
— Нижняя палуба, сколько батарей сгорело?
— Девятнадцать, сэр, — сказал гем.
— Шестнадцать, — доложил другой.
— Меняйте как можно быстрее, — скомандовал Дик. — Мастер Порше, вы там?
— Делаю что могу!
— Сейчас мы вырвемся из облака и начнем торможение, — сказал Дик. — Мне нужно, чтобы вы поменяли все батареи, заняли места и пристегнулись, потому что компенсаторы ненадежны.
— Дик, — вступил в диалог до сих пор молчавший Морита. — Насколько я понял, силовые экраны приняли на себя максимальную нагрузку. Это значит, произошла аннигиляция?
— Да, — ответил мальчик.
— Я иду на нижнюю палубу менять батареи, — сказал вавилонянин. — Там нужны все руки.
— Аригато, Морита-сан.
— Мы скоро покинем аннигиляционное облако?
— Минута или две, Морита-сан.
— Ты начинаешь торможение и ложишься в дрейф? — по голосу Мориты было слышно, что он быстро бежит вниз по лестнице.
— Да.
— Бесполезно. Живых не осталось.
— Я должен убедиться в этом, Морита-сан.
“Живых не осталось”. Констанс посмотрела на Дика, но тот не отрывал взгляда от экрана и от прибора, названия которому Констанс не знала — он ориентировал корабль относительно зенита, надира, “севера” и “юга” Галактики. Тогда Констанс посмотрела на Гуса и тот, сняв очки, кивнул, отвечая на ее немой вопрос: не осталось и не могло. Или все-таки кто-то мог уцелеть? Дик, судя по разговору с Моритой, на что-то рассчитывает…
