Все эти события вновь ожили в его памяти, как только он обвел взглядом притихший зал. Он смахнул слезы, сделал глубокий вздох, посмотрел на сияющие лица родителей и Фэрил, затем на Аравана и, обратившись наконец к собравшимся, произнес:
— Перед тем как начать свой рассказ, я хотел бы сообщить вам две важные новости, а именно: Галарун отмщен, а Гифон мертв…
У всех невольно вырвался крик облегчения и радости, затем посыпался град вопросов. Бэйр стоял молча, давая утихнуть страстям, а затем поднял руки, призывая к тишине, и произнес:
— Хотя причины, толкнувшие нас на эти путешествия и приключения, уходят корнями в далекое прошлое — к тем временам, когда боги спорили о проблемах свободного выбора и управления; к тем временам, когда был создан Камень Драконов и неведомые руки отковали Рассветный меч и Неистовый Молот; к тем временам, когда меч был похищен и была дана клятва вновь обрести его; к тем временам, когда тетушка Фэрил увидела внутри кристалла сокола; к тем временам, когда произошло очень и очень многое, включая и мое собственное появление на свет, — лично для меня все началось с обещания, которое я дал, будучи еще ребенком, и исполнил той октябрьской ночью, когда лаэнский страж, которым я стал…
Глава 59
ПОСЛЕДСТВИЯ
ИЮНЬ 5Э1010 — МАРТ 6Е1
(настоящее время)
Прошло уже четыре дня после возвращения в Арденскую долину, когда ночью Бэйр внезапно проснулся от мысли о том, что Дэлавар, волк–волшебник, наверняка говорил о событии, которое было более значимым, нежели рядовые эпизоды прошедшей войны. Бэйр сел на край кровати и задумался. Наконец он встал, оделся и вышел из комнаты, в которой спал. Он пошел к письменному столику, чтобы написать записку, но почувствовал аромат свежезаваренного чая, и буквально сразу же из сумрачной глубины комнаты выступила Риата и, обратясь к нему, спросила:
— Не выпить ли нам с тобой по чашке чая?
Бэйр кивнул, сел за стол, и Риата, разливая чай, сказала:
— Ты оделся так, как будто собрался в дорогу, и мне кажется, что тебя все еще томят мысли о войне.
— Мама, дело, которое я выполнял вместе с Араваном, еще не доведено до конца. То, что должно быть сделано, так же важно, а может быть, и важнее того, что уже сделано.
Риата удивленно подняла брови, а Бэйр решительным тоном объявил:
— Мне необходимо поговорить с самим Адоном, лично. Глаза Риаты широко раскрылись.
— Поговорить с?..
— С Адоном, мама, с Адоном.
Риата глубоко вдохнула, затем, медленно выдохнув и обретя способность говорить, твердым голосом спросила:
— И о чем же?
— О посохе Дарлока, о Кристаллопюре, о Камне Драконов. О пророчествах, предсказаниях и об их толкованиях. О каменном кольце и амулете, предупреждающем об опасности, о соколе, помещенном в кристалл. О символах силы и власти, появившихся в далеком прошлом, которым судьбой назначено исполнить свое предназначение в наши дни. О спорах далекого прошлого, касающихся свободы выбора и принуждения. А также о том, что сказал Дэлавару Красный Коготь. Дракон назвал его Адоном, Разделителем Миров; Адоном, вмешивающимся в чужие дела; Адоном, говорящим неправду. О многом мне надо поговорить с ним. Риата, воздев руки к небу, спросила:
— Но зачем?
— Чтобы призвать его к ответу.
Риата в волнении вскочила со стула:
— Что?
— Чтобы призвать его к ответу, — повторил Бэйр. — Неужто ты не понимаешь, мама? Красный Коготь прав, но только наполовину. — Бэйр поднял руку, дабы предотвратить этим жестом возражения, готовые сорваться с языка матери. — Дай мне сказать, мама: не важно, каковы намерения Адона, но суть дела в том, что всех нас — эльфов, невидимок, варорцев, баэронов, гномов, людей, драконов, магов, утруни, даже темные силы — нас всех используют просто как карты в какой–то гигантской игре, а играют в эту игру те, кого мы называем богами. Сейчас игра на время остановилась.
— Но, Бэйр, неужели ты можешь не верить…
— Я верю, мама, верю. Послушай, если Адон и Гифон уже разрешили меж собой все это в давние времена — борьбой не на жизнь, а на смерть, когда до этого доходило,— тогда нам не следует оставаться пешками в этой затянувшейся игре.
Риата нахмурилась и снова опустилась на стул. Ее глаза, неотрывно смотрящие на Бэйра, были грустными и задумчивыми.
— В том, что ты говоришь, есть доля правды, но позволь мне спросить тебя вот о чем: если бы дело дошло до борьбы не на жизнь, а на смерть и если бы Адон потерпел поражение, то каким был бы мир, очутись он под пятой Гифона?
Бэйр поднял на мать удивленно–растерянный взгляд — такое не приходило ему голову. И в это время из дверей прозвучал голос входящего в комнату Уруса:
— Возможно, сынок, возможно, все, о чем ты говорил, все то, что вы с Араваном и еще многие совершили в нынешние и прошедшие времена, возможно, это и была борьба Адона с Гифоном. И, только используя нас в этой борьбе, Адон смог одолеть Гифона.
Пока Риата наливала чай Урусу, Бэйр, погрузившись в размышления, молчал. После долгой паузы на лице его вновь появилась первоначальная решимость.
— И все–таки, отец, мне необходимо поговорить с Адоном, поскольку только я один могу сделать это и вернуться назад.
— Ну а что ты бы хотел сказать ему? — спросил Урус.
— Только одно: что было сделано раньше, необходимо переделать. Разделение Миров должно быть прекращено.
Риата вздохнула и покачала головой:
— Ах, Бэйр, если бы пути перехода из Мира в Мир были бы открыты, то мы бы, мы бы не один раз… — Глаза ее наполнились слезами.
Урус взял ее руку, нежно погладил своей огромной ладонью и сказал, обращаясь к Бэйру:
— Мне кажется, она согласна, чтобы ты сделал то, что задумал.
Бэйр кивнул и через секунду объявил:
— Я попрошу Аравана пойти со мной. Это будет продолжением наших ранее начатых дел. И я думаю, это ему нужнее, чем мне.
—
Прошло уже почти три месяца с того дня, как Бэйр и Араван покинули Митгар. Оки побывали у кольца дубов в лесу Вейн, где перешли грань между Мирами. А когда они вернулись назад, то с ними пришло и немало эльфов, и среди них Даор и Рина, родители Риаты. Пути между Мирами были вновь открыты…
— Что?! — воскликнула Риата, с изумлением глядя на Бэйра.
— Я сказал, мама, что переход из Неддра и обратно также открыт, а Заклятие больше не действует.
— Но почему?
— Ну как же, мама, разве ты не понимаешь, что любое вмешательство нарушает свободу выбора. Это касается всех.
— Его доводы были достаточно убедительными, — вступил в разговор Араван, — и в конце концов он убедил не только Адона, но и всех присутствующих: лаэнов, дильванов и самих богов.