Араван склонил голову в поклоне:
— Благодарю вас за помощь. — Он протянул регистратору серебряную монету, но тот отказался принять ее, заявив:
— Капитан Араван, для меня достаточной наградой является встреча с вами.
Улыбка мелькнула на губах Аравана, и он сунул монету в карман. Потом, когда они выходили из здания портовой администрации, Бэйр сказал:
— У тебя хорошая репутация в этом городе, хотя прошло уже восемь тысяч лет.
Араван отмахнулся:
— Действительные события с годами обрастают фантастическими деталями.
Бэйр нахмурился:
— Мне думается, это не тот случай, когда отношение можно объяснить фантастическими деталями. А куда мы сейчас идем?
Араван указал в сторону центра города:
— Перво–наперво нам надо соответствующим образом приодеться, чтобы люди из Гжиниана приняли нас, а потом договоримся о переправе через море.
— А чем плоха наша одежда?
— Видишь ли, гжинианские капитаны редко берут на борт чужестранцев. Поэтому нам надо выглядеть более… Ну, не такими чужестранцами, какими мы на самом деле являемся. А кроме того, наша одежда подходит для северных краев, но никак не для Кару, где яростно палит солнце, воды мало, а ночью можно окоченеть от холода. Одежда, которая нам нужна, должна защитить нас от дневной жары, помочь нам обойтись меньшим количеством воды и согреть ночью. Недалеко отсюда есть лавка одного купца, в которой мы найдем все, что нам необходимо.
— На языке кабла, на котором говорят обитатели пустыни, головной убор называется кафъя или гхутра, — объяснял Хасан, маленький смуглый купец, одевая Бэйра.
Хасан поселился на Арбалине двадцать лет назад — до этого он жил в провинции Кхем, примыкающей к западному краю пустыни Кару. Теперь он торговал материей, сотканной из превосходного кхемского хлопка, и организовал пошивочную мастерскую, где одевались в основном путешественники, направляющиеся в страны, лежащие на южном побережье Авагонского моря. И вот теперь он суетился вокруг Аравана и Бэйра, подбирая экипировку для рослого юноши.
— А держится на голове он при помощи агала, узкой повязки. Рубашка называется брусса, а штаны — томбон.
— Мы хотели бы, чтобы как можно больше голубых кисточек было пришито здесь и здесь, — попросил купца Араван, поворачиваясь перед зеркалом и оглядывая себя, облаченного в одежду кочевников.
— Конечно, что за вопрос, это же святейший из цветов, цвет млайки, — с готовностью отозвался Хасан.
— Млайки? — переспросил озадаченный Бэйр.
Хасан пытался найти соответствующее слово в общем языке, но не смог и обратился за помощью к Аравану.
— Фьердландцы называют их енгелами — это крылатые существа, живущие по ту сторону неба, — объяснил Араван.
Хасан влез на табурет, чтобы накинуть плащ на плечи Бэйра, давая при этом юноше полезные наставления:
— В Кару вы должны закутываться в этот плащ, тавил вахид, поскольку самое важное там — это хорошо прикрыться. Ваша верхняя одежда и нижнее белье не только защитят вас от солнца, но и сделают так, что вам не потребуется много воды. Солнце и ветер обезвоживают тело, из–за чего люди все время испытывают жажду. А ничего более ценного, чем вода, в пустыне нет. Вам понятно?
— Разумеется, сэр, мне все понятно, — ответил Бэйр.
— Какой умный мальчик! — восторженно воскликнул Хасан, спрыгивая с табурета, а затем, бурча себе под нос: — Голубые кисточки… Голубые кисточки… — бросился шарить по ящикам.
К концу дня Араван и Бэйр, полностью экипированные для путешествия по пустыне, неся каждый по два узла, спускались к пристани, где напротив восемьдесят седьмого буя был пришвартован гжинианский корабль. Это был одномачтовик с косым парусом, длиной около восьмидесяти футов и шириной сорок футов. Судно было остроносым, с закругленной кормой; зелено–белый флаг развевался над кормовой надстройкой. Волнообразная надпись красовалась на кормовом подзоре.
— «Хава Мели», — произнес Араван, прочитав название судна. — Мы будем называть этот корабль «Попутный ветер».
— Возможно, это доброе предзнаменование, — сказал Бэйр.
Араван пожал плечами:
— Кто знает. — И, подойдя к одному из матросов гжинианского корабля, обратился к нему на языке кабла.
Загорелый до черноты человек прервал работу, поднял глаза на Аравана, а затем, разинув от удивления рот, попятился назад, быстро повернулся и стрелой помчался к кормовому кубрику с истошным криком «Рейис! Рейис! Шейятин! Шейятин!». Все, кто был на палубе, встревоженно уставились на Аравана и Бэйра.
— Дядя, что ты сказал ему? — спросил Бэйр.
Араван пожал плечами:
— Я просто попросил его позвать капитана.
— А что же он кричал?
Араван со вздохом ответил:
— Он кричал: «Капитан! Капитан! Дьяволы! Дьяволы!»
Бэйр нахмурился:
— Дьяволы?
Араван кивнул:
— Мои глаза и уши. Твой рост. Они приняли нас за демонов.
— Ха–а–а! — пробормотал Бэйр. — Я бы предпочел быть принятым за енгела. — Сказав это, он кивнул в сторону кормового кубрика, откуда к ним направлялся плотный гжинианец, из–за широкой спины которого выглядывало несколько съежившихся от страха матросов.
Так или иначе, но через некоторое время Араван договорился о том, что их перевезут через море.
Сначала капитан Малака ни за что не хотел брать на борт путешественников, потому что своими сапфировыми глазами и заостренными ушами Араван действительно сильно смахивал на джинна, джинна с устрашающим копьем, да еще в сопровождении устрашающего своими размерами парня, который мог оказаться афритом, вооруженным грозной черной палицей. Но, с другой стороны, пришедшие чужестранцы были одеты в голубые одежды, как не стал бы одеваться ни один из демонов. К тому же капитан и раньше видел эльфов, хотя и не был чужд мысли о том, что они могут быть джиннами. Но другие капитаны отвечали на его вопрос твердым «нет»… Да и были эти чужестранцы не из пустыни, а поэтому что у них могло быть общего с демонами?
Поборов сомнения, капитан судна взял на борт двух пассажиров, одетых в голубое, поскольку тот, который мог бы сойти за эльфа, бегло говорил на кабла, а рослый парень вполне прилично говорил на общем языке, тогда как каждому известно, что раздвоенные языки демонов делают их речь шепелявой и свистящей.
Кроме того, пассажиры обещали расплатиться с ним золотом.
Араван и Бэйр вернулись в «Красные Шлепанцы», чтобы забрать свои вещи, В гостинице, по обыкновению, царили гвалт и суматоха: хохот, крик и споры играющих в азартные игры и соревнующихся в силе; дикие вопли пьяных, требующих еще выпивки; визг девиц, которых беззастенчиво лапали клиенты… Однако ничто не напоминало о потасовке, случившейся утром. Они поднялись по лестнице, пошли по коридору, направляясь в свою комнату. Бэйр заливался краской, слушая частое затрудненное дыхание, вздохи, стоны и манящий смех, доносящиеся из–за дверей комнат, мимо которых они шли.
