— Браться за?.. Но, дядя, я же ничего не смыслю в парусах!
Араван посмотрел на вымпелы, развевающиеся над мачтами:
— Паруса не трогай, держись середины реки; при таком ветре и течении мы будем двигаться с нормальной скоростью.
— Но река ведь извивается. Вдруг встретится крутой поворот? Ведь тогда и ветер будет дуть в паруса под другим углом.
— Да нет, до утра крутых поворотов не будет. Так по крайней мере показано на моей карте.
Бэйр скептически поднял брови:
— Просто я хочу предупредить тебя, Араван, что могу разбудить тебя ночью, если мне покажется, что что–то не так, ведь матрос–то я аховый.
Араван развернул свою походную постель и, расстелив ее прямо на палубе, улегся и дал Бэйру последние указания:
— Не бойся, Бэйр, пока ветер гонит нас быстрее течения, ты сможешь управлять румпелем. Если же ветер ослабнет, тогда нам придется вести судно с помощью кормового весла — оно практически превратится в плот. А что касается твоих талантов морехода, то с утра я начну обучать тебя, и, когда мы придем в Адрас, ты будешь прекрасным матросом.
На второй день путешествия по реке они проходили через глубокий каньон, ярко–красные отвесные берега которого тянулись не меньше чем на лье. В теснине между высокими, скрытыми в вечной тени красными скалами путешественников сопровождали высеченные на карминных стенах громадные фигуры богов или монархов прошлых веков с лицами, черты которых стали неразличимыми из–за влияния времени и погоды. Их имена сейчас не были ведомы никому, поскольку надписи, выполненные орнаментной вязью, также стали неразличимы.
— Кто изваял все это и для чего? — спросил Бэйр, глядя на возвышающихся каменных великанов.
Араван пожал плечами:
— Что касается вопроса «кто?», так это каменотесы, камнерезы, скульпторы и прочие. А что касается «для чего?», то, возможно, статуи и барельефы богов были сделаны по приказанию жрецов; что же до изображений монархов, то они были изваяны для того, чтобы укрепить властелинов в мысли о собственном величии и постоянно напоминать подданным о том, кем они были. Но даже камень не вечен — он медленно, но постоянно разрушается водой и ветром.
— Стало быть, эти статуи стоят здесь уже давно, — заключил Бэйр, — черты их лиц рассмотреть невозможно.
Араван кивнул:
— Очень давно. Возможно даже, до прихода сюда лаэнов.
Глаза Бэйра расширились от удивления.
— До прихода эльфов? Я всегда думал, что лаэны были первыми, кто пришел в этот мир.
Араван, словно вспоминая что–то, наморщил лоб, затем помахал ладонью из стороны в сторону:
— Это не совсем так, Бэйр, поскольку лаэны, придя сюда, обнаружили свидетельства, хотя и немногочисленные, того, что до них здесь уже побывали другие: Колоре ан э Рамна — Яма Пропавших — одно из таких напоминаний.
— А–а–а… Да,— сказал Бэйр,— водоем между Арденской долиной и Угрюмым лесом. А кому–нибудь известно, кем они были?
Араван пожал плечами:
— Возможно, только богам, если они вообще существуют.
Бэйр, услышав это, нахмурился:
— Ты сомневаешься в существовании богов?
— Бэйр, всегда надо сомневаться, чтобы постичь истину. — Араван поднял голову и посмотрел на изваяния. — Здесь изображены позабытые боги, боги, которые никогда не существовали, но которым поклонялись верующие.
— Вера утрачена?
Прежде чем ответить, Араван подал Бэйру конец веревки, идущей от грот–гика
[14]
, потом скорректировал положение румпеля, объясняя юноше, зачем он это делает.
Бэйр понимающе кивнул и, указав на громадные барельефы, спросил:
— Ты говоришь, что это боги, которые никогда не существовали, и поэтому вера утратилась?
— Возможно, — ответил Араван, разводя руками. — Это слабое место веры — принимать что–то, чего нельзя увидеть, за истину. Но тем не менее принимают. Некоторые говорят, что именно в этом и состоит счастье, которое дает вера. Эти каменные изваяния могут быть не чем иным, как желанием людей найти объяснение своему собственному существованию.
— Неужели и наши боги однажды превратятся в такие же разрушенные временем изваяния?
— Возможно,— ответил Араван.
Бэйр устремил взгляд на воды реки, как будто хотел увидеть там ответ на терзавшие его вопросы:
— Как это может быть, Араван? Я хочу спросить, есть ли другие объяснения появления всего, что нас окружает, кроме того, что это создано богами?
Араван пожал плечами:
— Не исключено, что все управляется внутренними силами, силами, понять природу и принцип действия которых мы не состоянии. Но эти силы тем не менее имеют естественное начало. Некоторые говорят, что все окружающее нас самостоятельно плывет по волнам моря жизни. — Араван показал рукой на реку. — Вода течет, все вокруг растет, птицы летают, вздымающиеся над землей скалы в конце концов падают на землю — все в мире меняется, и для этого не нужно вмешательства богов. Жизнь движется вперед, и все живое, как кажется, способно развиваться без помощи богов.
Бэйр нахмурился:
— Я что–то не понимаю. Ты имеешь в виду, что все происходящее вокруг нас управляется своими внутренними силами, а не богами? Что богам совершенно не обязательно создавать новые виды живого, на это хватит собственных сил природы?
— Да, Бэйр. Эльфы живут достаточно долго, для того чтобы пронаблюдать, как изменяются вещи; увидеть, как природа без постороннего вмешательства избавляет мир от некоторых созданий и приводит в него новые создания, которые раньше не существовали. Учти, это я наблюдал собственными глазами.
На широких полях, усеянных белыми камнями, на одном из островов в Прозрачном море жили белые мотыльки. Некоторые насекомые были чуть более темными, чем их собратья, но все они были в общем–то белыми. Острова лежали на пути, по которому ласточки совершали свои сезонные перелеты, и, хотя мотыльки были лакомой пищей для птиц, ласточки редко находили достаточно корма, потому что трудно увидеть белых мотыльков на белых камнях. Мотыльки были в изобилии. И такое положение существовало в течение тысячелетия. Но однажды вблизи острова из моря поднялась огненная гора, извергая тучи пепла. Пепел засыпал белые камни, превратил их в серые. Перелетные птицы теперь хорошо различали белых мотыльков на серых камнях и едва ли не за один сезон почти уничтожили насекомых. Однако нескольким мотылькам с более темной окраской удалось выжить, и они, размножаясь и воспроизводя себе подобных, создали новое поколение мотыльков, цвет которых был немного более темным, чем у остальных. Год за годом более темные мотыльки выживали, и производимое ими потомство было еще более темной окраски. Прошло еще несколько сезонов, и ласточки уже не могли различать серых мотыльков на фоне серых камней. В этом случае именно природа и природные силы дали толчок к появлению нового вида насекомых; некоторые говорят, что такие силы работают повсеместно, вызывая изменения во всем: катаклизмы, равно как и случайные происшествия, играют не последнюю роль в природных процессах.
