— Везде, — улыбнулся в усы Рогдай. — Он сам вас найдет в нужное время. Извиняйте, други, нам пора.
Дружинники уехали, забрав коней. Земляне остались стоять посреди широкой улицы, мощенной громадными деревянными плахами. Слева и справа тянулись все те же бревенчатые амбары без окон, склады и бараки, светящиеся медвяной желтизной, будто недавно срубленные. Но смолой и щепой от них не пахло, здания были возведены давно. Видимо, строители знали какой-то секрет консервации бревен, и улица не выглядела угрюмой и унылой.
Друзья не торопясь направились к центру слободы, заметному по куполу церкви. Их обгоняли всадники, пешеходы, повозки с поклажей, по которой можно было судить о богатстве здешнего рынка. Но на перекрестке радиальной и кольцевой улиц гости узрели и нечто необычное: на гигантском возу, который тянула упряжка в шесть лошадей, мимо провезли отрубленную колоссальную мохнатую лапу длиной метров в десять! Сопровождавшие воз стражники в кольчугах и латах были хмуры и молчаливы.
Друзья долго смотрели вслед процессии, вдруг обнаружив, что никто из прохожих и проезжих почти не обращает на нее внимания.
— Значит, привыкли, — резюмировал Такэда. — Тролль или циклоп?
— Не суть важно. Главное, дружине Мстиши… или Яросвета спать не приходится. Но хорошо уже то, что она справляется со своим делом.
— Где же обитают эти великаны? В Мировой Язве? Почему же мы не встретили ни одного?
— Потому что не прошли и сотой доли периметра Язвы. Кто знает, какие твари живут там кроме тех, что мы видели.
Мимо беседующих приятелей прошла молодая и красивая женщина, окинув их любопытным взглядом. У Никиты оборвалось сердце, показалось — Ксения! Но это была не она, хотя и разлет бровей, и внимательные серые, с миндалевидным разрезом, глаза, и тонкий нос, и волосы, перехваченные лентой с изумрудами, — все было внешней копией, повторением черт лица Ксении. Никита едва не бросился следом, но Такэда его остановил:
— Ты что, Посланник?
Сухов погас, сказал глухо:
— Показалось. — Но потом чуть повеселел, отстранил руку Толи, сосредоточился на чем-то, прислушиваясь в чему-то в себе, замер на несколько мгновений и кивнул, удовлетворенный. — Пошли за ней.
— Зачем? Ты что, будешь бросаться теперь на каждую юбку?
Никита потемнел, и Такэда быстро сдал назад.
— Извини, обидеть не хотел. Но и ты не дергайся.
— Эта девушка проводит нас куда надо. На ночлег-то все равно необходимо устраиваться. А мыслефон у нее добрый.
Незнакомка, одетая по здешней моде в длинный цветастый сарафан и сетчатую шаль, в красивых сандалиях на крохотных ногах, усмешливо оглянулась на преследователей, но не испугалась и шага не прибавила, словно знала их намерения. Она вывела путешественников на улицу жилых домов, таких живописных, украшенных резьбой, разноцветных, будто и не из дерева сделанных, а сотканных из радуги, что диву дававшиеся друзья едва не упустили красавицу из виду. Она еще раз оглянулась, свернула к одному из домов, голубовато-серебристому, с пристройкой над крышей, и тотчас же из сеней на дорожку за изгородью палисадника с цветами вышел молодой парень — косая сажень в плечах.
Был он рус, бородат и усат, сильно смахивал на Рогдая, но тип лица у него был другой. Да и глаза светились не голубизной, а зеленью. И чувствовалась в нем такая обстоятельная, уверенная, гордая и великодушная сила, что Никита невольно расправил плечи и подтянулся. Показалось ему, кто-то тихо-тихо, почти неощутимо, как дыхание спящей девушки, коснулся кожи на темени, но ощущение было столь мимолетным и быстрым, что Никита тут же забыл о нем.
— Заходите, путники, — приятным раскатистым баритоном пригласил парень землян, — гостями будете. Вижу, ночлег ищете?
— Как вы догадались? — с простодушным выражением лица поинтересовался Такэда.
Хозяин, одетый в просторную серую рубаху, стянутую в поясе витым ремешком, серые же, но более темные брюки и сапоги из серой замши, улыбнулся в бороду:
— Да на вас написано. Меня Данилой звать. А вас?
— Посланник, — брякнул было Никита, но тут же поправился. — Никита я, Будимира Сухова сын. А это мой друг Тоява Такэда.
Толя поклонился.
Хозяин сделал широкий жест рукой:
— Проходите в хату.
Никита заметил, что кисти рук у него отливают зеленью, толкнул в бок Толю, но Данила перехватил его взгляд и жест, пояснил:
— Камнерез я, вот руки-то и изрублены. Да ничо, я здоровый, хвороба не берет.
Такэда, знавший сказы Бажова чуть ли не наизусть, вскинул голову, но говорить ничего при хозяине не стал.
Гости вошли вслед за Данилой в просторные сени, заставленные сундуками и шкафами, потом в горницу и замерли от восторга. Их поразила не чистота и уют, не колорит и не красота интерьера (русское барокко с обилием резьбы и неожиданными пропорциями, вызывающими колоссальный эстетический эффект — по определению Такэды), а портрет той самой незнакомки, приведшей их сюда, но портрет, не писанный маслом или акварелью — выполненный из полудрагоценных и драгоценных камней. Девушка была словно живая и улыбалась, и от этой улыбки на душе становилось теплее и радостнее.
Гости долго смотрели бы на портрет, если бы не услышанный ими смех: в горницу вошла давешняя красавица, успевшая сменить сарафан на обтягивающее платье из зеленой парчи, а сандалии — на туфли без каблучка из какого-то горящего, как пламя, материала.
— Нравится?
Гости, онемев, кивнули. Данила улыбнулся добродушной и одновременно лукавой улыбкой:
— Знакомьтесь, моя жена Лада. Названа так по имени богини браков, любви и веселья.
Такэда, искоса глянув на Никиту, поклонился, представил танцора и представился сам. Он тоже обратил внимание на поразительное сходство Лады и Ксении, но помнил и другую Ладу — Заавель, второе «я» Гиибели.
— Будем ужинать, — объявила жена камнереза. — Данило, зови гостей в трапезную. — Похоже, она не смущалась тем, что гости общаются двойными голосами. А может быть, законы здешней физики — магифизики — допускали еще и не такие парадоксы и чудеса.
Никита подошел к высокому комоду из светлого дерева, украшенному инкрустациями из камня, напоминающего желтый малахит. На комоде располагалась целая коллекция удивительной красоты изящных каменных чаш, кубков, бокалов и стаканов. Некоторые из них поверху были ажурными, с орнаментом тонкого изысканного рисунка, а стенки других были столь тонки, что становились прозрачными, чуть ли не светящимися, вызывая восторг и восхищение. Ни один из стаканов, чаш и кубков не повторял формы соседних, и все они были сделаны из разного камня, лишь два из которых Никита распознал: яшма и малахит. Остальные были незнакомы.
На втором комоде, чуть ниже первого, красовалась еще одна коллекция каменных изделий: фигурки зверей, людей, сказочных, а может быть, и реально существующих в данном мире созданий, химер и драконов. Над комодом на огромном ковре висело оружие: мечи, сабли, бердыши, дротики, копья-сулицы, кинжалы — все с рукоятями, украшенными изумительной работы резьбой и драгоценными камнями.
