— Что ты медлишь? — толкнул Сухова Такэда. — Бери меч и сматывай удочки. Где он, кстати? Неужели под гробом лежит?
Никита оглянулся на Мстишу:
— Я боюсь, князь. Сверхмечом должна обладать сверхсила, а я — обычный человек, способный совершать ошибки.
— Не прибедняйся, — проворчал Такэда. — Ты не обычный человек, ты паранорм и потенциальный маг и уже доказал нам это. К тому же, если вспомнить былину, были богатыри и посильнее Святогора, тот же Микула Селянинович, ратай, свободно таскающий в узелке «всю тягу земную». А он ведь был нормальным человеком, с виду хотя бы. Вспомнил? Тогда действуй.
Мстиша, улыбнувшись в бороду, кивнул, соглашаясь.
Никита, встретив его взгляд, глубоко вздохнул, расправил плечи, глянул мельком на филина, который с криком носился над ним, и медленно приблизился к странной крестообразной башне, косо нависавшей над скалами и краем площадки у гроба Святогора. Сеточка свечения вокруг Посланника засияла сильнее.
Такэде показалось, что где-то в недрах гор зародился низкий гул, прокатился по скалам, выплескивая неистовый — но не слышимый ушами! — грохот взрыва, и ушел в кости людей тонкой вибрацией, едва не превратив их в желе. Вселенная плавно поехала вправо-влево, потом вверх-вниз — опять же за гранью человеческих чувств, воспринимавших мир вокруг неизменным.
Что-то поднималось из неведомых глубин в неизмеримые высоты, сопровождаемые чудовищным грохотом и прекрасной музыкой — в полной тишине и неподвижности горной страны. Засияло невыносимым пламенем — в полумраке наступающей ночи. Лопнуло фонтаном боли и блаженства — при абсолютном отсутствии каких-либо ощущений…
И когда Такэда готов был умереть от переполнявших душу нечеловеческих, не выразимых никакими словами чувств, башня над головой Сухова дрогнула и начала вытягиваться вверх, расти, уходить в небо, скрываясь за невесть откуда взявшимися облаками.
— Знич, Дажбог, Сварог, Хорс и Стрибог! — забормотал Рогдай, заикаясь, отмахиваясь пальцем. — Помогите нам, помогите ему, помогите всем…
— Финист! — с благоговением проговорил Мстиша, задирая голову, не спуская глаз с башни. — Меч Святогора!
— Что?! — ахнул Такэда. — Это — меч?!
Дрожали горы, ревел ветер, молнии рвали воздух, вонзались с шишака рукояти меча в облака, а он все вытягивался и вытягивался из склона горы в небо, пока не завис огромной наклонной колокольней над фигуркой человека в коконе голубой светящейся паутины. Остановился. Что-то кричал Праселк, прыгая по краю крышки гробницы, но его никто не слушал. Задрав головы, все смотрели на исполинский, длиной в семьдесят с лишним метров, меч.
Никита тоже глядел вверх на гигантскую крестообразную рукоять-крыж, состоящую из огнива — поперечных дуг, черена — собственно ручки и яблока — шаровидного навершия, смотрел задумчиво и строго. Ждал. А почувствовав момент, протянул руку вперед — и меч, стремительно уменьшившись в размерах, словно прыгнул ему в руку.
Все замерли, в том числе и Праселк, и даже его филин-оборотень перестал летать и орать. Затем Праселк сиганул вниз с гробницы, приземлился, как резиновый мяч, и поскакал по камням к мосту, через мост и дальше по глыбам Дороги Забвения.
— Ты можешь его достать, — негромко сказал Мстиша.
— Знаю, — спокойно сказал Никита, — но удару в спину не обучен.
Такэда подошел и как завороженный уставился на меч. За ним Рогдай. И лишь князь глядел на Сухова, а не на клинок в его руке длиной в полтора метра. Меч играл необыкновенным дымчатым блеском, сочетавшим одновременно туманность и прозрачность, он плавился и горел, испарялся и твердел, исчезал на неуловимое мгновение и появлялся вновь. Он жил!
Такэда почувствовал холодок страха и ощутил, как диморфант на нем, закамуфлированный под кольчугу, поежился в ответ. Видимо, он знал, что удар этого меча не выдержит.
— Уходим, — дотронулся до плеча Сухова Мстиша. — Пора, Посланник. Тебя ждет Путь, меня — мои дела. Чем быстрее вы доберетесь до темпорала, тем меньше шансов встретиться с ЧК.
Такэда, услышав знакомые термины, вопросительно уставился на князя, удивленный его чисто русским произношением, не требующим перевода лингвера. Оглянулся на Сухова.
— Что, прозрел наконец? — усмехнулся тот. — Знакомься: Данила, камнерез, он же Мстиша Удалой-Спаситель, Великий князь Святой Руси, он же Яросвет, маг, держатель хрона.
— Не всегда, — мягко возразил Мстиша. — Яросвет так же многомерен, как и другие маги и демоны, а я всего лишь один из его альтернативных «я», так сказать, полномочный представитель. Яросветом я могу стать лишь в том случае, если соберу в себе все «я» мага. Но поторопись, Посланник, я чую запах дьявола.
— Я тоже. — Никита оторвался от созерцания меча, сделал гибкое движение кистью, отчего меч вычертил замысловатую фигуру перед ним. — Но, во-первых, к мечу полагается щит или, по крайней мере, перевязь и ножны, во-вторых, ты забыл о Посвящении, а в-третьих, мне хочется кое-что проверить.
— К этому мечу не нужны перевязь и ножны, — сказал Мстиша. — А тем более щит. Твое желание и есть ножны.
Сухов понял князя правильно, полузакрыл глаза, прислушался к чему-то, и в то же мгновение меч оказался у него на поясе, в ножнах, сияющих ртутно-серебристым блеском и висящих на такой же узорчатой перевязи.
— Ну, вот видишь?
— Годится. — Сухов выхватил меч из ножен, поупражнялся в вытаскивании: зрителям казалось, что меч сам вскакивает из ножен ему в руку и прыгает обратно. — Что ж, поглядим, что искал там господин Праселк.
Он воткнул меч в землю и… вознесся на вытянувшемся клинке на высоту гробницы Святогора, спрыгнул на край крышки, где недавно плясал Праселк. Прошелся по черной крупнопористой поверхности площадью с футбольное поле, прислушиваясь к ощущениям. И ему внезапно открылась истина: Святогор все еще был там, внутри гигантского пенала, но богатырь не умер! Он спал. Может быть, сон его и был вечным, однако смертью сон этот назвать было нельзя, существовал мизерный шанс снять заклятие зла, принявшее в этом мире форму абсолютной тюрьмы — гроба.
«Пусть не сейчас, но я помогу тебе!» — мысленно воззвал Никита к тому, кто покоился над миллионотонной плитой, и услышал ответный пси-шепот: «Благодарю, витязь. Возьми мой меч, Финист, колебатель пространства. Он твой». — «Я взял». — «Тогда тебе легко будет проделать щель в крышке гроба — я тоже могу кое-что сделать для тебя». — «Может быть, я разрушу весь гроб?» — «Чтобы разрушить гроб-заклятие, надо быть Люцифером. Даже моей силы не хватило бы, помноженной на мощь меча».
Никита огляделся, подошел к углу плиты, примерился, взяв меч двумя руками, и ударами наискосок — клинок меча превратился в широкое полотнище прозрачно-стального пламени — снес угол плиты и часть ребер гробницы так, что образовалось треугольное отверстие, в которое с гулким хлопком ворвался воздух. Куски плиты и стен тяжело рухнули вниз.
«Протяни в отверстие меч и нагнись сам».
