Чувствуя смущение, Мстиша и Уэтль полезли в кабину вертолета, начиная новую шутливую перебранку. Никита положил на плечо другу тяжелую горячую руку.
— Не обижайся, Оямович, но праджни
[64]
тебе не под силу, как и прямая мысль-действие. Вообще никому из людей не под силу, за редким исключением. Человек — существо не космическое, он был и будет привязан к земле, к поверхности планет, и ничего тут не поделаешь.
Такэда улыбнулся, прошипел сквозь зубы, приходя в себя, обнял Сухова за талию:
— Все в норме, утешитель… «исключение». Я и сам знаю, что пси-энергант из меня не получится, зато со мной можно дружить, э?
Никита с облегчением хлопнул ладонью по ладони товарища, как в старые добрые времена.
Путешествие по воздуху до столицы Свентаны длилось всего час. Но как ни быстро летел вертолет, молва о победных сражениях Яросвета и великого князя облетела город еще быстрее. Когда винтокрылая машина села в пригороде — посаде, ее тотчас же окружила толпа ликующих горожан и приезжих; никто не испугался летающей и ревущей машины, все давно привыкли к чудесам и умели отличать добрые от злых.
Все четверо вылезли из кабины в воинских доспехах, разве что без шлемов: «одежда» Сухова и Такэды — диморфанты, конечно, — могла изменяться в широчайшем спектре костюмов всех эпох, Уэ-Уэтеотль создал себе видимость кольчуги и лат, ну, а Мстиша был изначально экипирован как русский витязь. Лишь эмблема на щите — медведь с мечом на красном фоне — указывала на его принадлежность к княжескому роду.
У Никиты екнуло сердце, когда Лада, жена князя, бросилась мужу на грудь, встретив его еще за воротами детинца. Она была так похожа на Ксению, что не верилось, что это не она.
Стемнело, когда маги после бани и ужина собрались в государственном доме Мстиши, но не в гриднице — приемной князя, а в грановитой палате, отделанной малахитом, мрамором и другими полудрагоценными и драгоценными камнями. На всех четверых были надеты льняные рубахи с вышитым воротом, кафтаны, полосатые штаны и мягкие сапожки, и даже смуглолицый Уэ-Уэтеотль не выглядел в этой одежде ряженым.
— У нас здесь малый собор, навна, — с тихой нежностью сказал Мстиша жене, которая провожала гостей из трапезной по крытому переходу.
— Тогда я прикажу вам принести ендову с медом, — улыбнулась Лада, поклонилась всем и удалилась легкой походкой, и вовсе делавшей ее похожей на Ксению. Никита, забывшись, смотрел ей вслед остановившимся взглядом. Из задумчивости его вывел толчок Такэды в бок:
— Так и будешь стоять столбом? Пошли, пока не обиделся князь.
Сухов очнулся. Мстиша и Уэтль ушли вперед, беседуя не в пси-диапазоне, а по-человечески, неторопливо и обстоятельно, хотя разговор их и сопровождался рожденными энергией связи мысленными образами.
В палате расселись вокруг стола с подсвечниками по углам, поверхность которого идеально имитировала прозрачное зеркало воды и песчано-галечное дно. Так и тянуло напиться, но рука натыкалась на твердую полированную поверхность камня.
— Что, витязь, голову повесил? — спросил Мстиша, разливая в резные бокалы собственного изготовления тягучий золотистый напиток. Протянул Сухову бокал. — Не кручинься, все сладится.
Никита не ответил, глядя на ровно горящие свечи, повернул голову к индейцу, с недоумением рассматривающему свою руку.
— Уэ, ты в прошлый раз намекнул, что знаешь, где Ксения. Если и сейчас не скажешь, я тебя убью.
Мстиша с интересом глянул на Никиту, потом повернулся к Такэде:
— Зело грозен Посланник. Много он уже убил?
— У него всегда было плохо с чувством юмора, — ответил Толя. — Но я бы посоветовал ответить. Убить не убьет, но помучает.
Князь рассмеялся:
— Мне нравится ваше отношение друг к другу, давно не чувствовал себя так легко в компании. А почему вы не пьете мед, Наблюдатель?
— Дурное воспитание. Я люблю дзаданкай.
— Что, простите?
— Беседу за чашкой чая. Я ведь японец.
— Ну, русские любят чай не меньше. — Мстиша шевельнул рукой, и слуга, хлопотавший с медом, принес самовар и чайный сервиз.
Такэда от такой обходительности пришел в состояние каталепсии, и это было лучшим выражением благодарности для знающего толк в таких моментах князя.
— Она у Гиибели, — сказал наконец лаконичный Уэ-Уэтеотль. Его оценкой меда Мстиши было прищелкивание языком, что князь тоже понял прекрасно.
Никита рванулся было из-за стола, но сел обратно, встретив темный взгляд индейца. Побледнел.
— Что с ней?!
— У тебя будут проблемы. Во-первых, Ксения «рассыпана» по множеству Миров Веера, не физически — психически, вот почему ты так сильно реагируешь на некоторых женщин. Гиибель, Лада… Тааль.
— Ты хочешь сказать… — Никита задохнулся; бокал в его руке разлетелся в стеклянно-каменную пыль.
— В них всех живет частица души Ксении, если говорить языком науки вашего хрона — ментальная матрица, живет по закону затухания: чем ближе к хрону, где спрятана сама девушка, тем сильнее заметно сходство.
В комнате повисло молчание. Мстиша оторвал сочувственный взгляд от белого лица Сухова, глянул на бесстрастное лицо индейца.
— Не пужай бирича, старшой. Не может быть, чтобы не нашлось средства вернуть девушку.
Уэ-Уэтеотль посмотрел на князя сквозь бокал.
— Может быть, и есть, но я его не знаю. Это еще не все. В Гашшарве — так называется обиталище Гиибели и ее хрон — Ксения лишена возможности связно мыслить, говорить, нормально жить, и вырвать ее из этого состояния можно, только выделив из толпы двойников.
— Сказки! — прошептал Никита одними губами. Такэда понял танцора: русские сказки переняли все, что было создано наяву в других Мирах Веера, в том числе и ситуацию распознавания, сообщенную Уэтлем.
— Все?
— Учти вот еще что. — Уэ-Уэтеотль ничем не выразил своих чувств, но не стоило спрашивать, пойдет ли он с землянами до конца. — Только самые слабые твои враги — порождение человеческой фантазии и бреда: то есть имеют «страшные» пасти, клыки, зубы, когти, клювы, жала. Они мешают лишь на начальном этапе Пути, ты его прошел. Дальше тебя ждут враги, облик которых трудно или невозможно описать человеческим языком. Это умные, хладнокровные, чрезвычайно далекие от всего земного, занятые своим делом существа, безжалостные, хотя и не порождения зла, равнодушные к любым проявлениям чувств, сильные и могущественные. Великий игва Даймон тому пример.
Уэтль со вздохом облегчения умолк. Он никогда так много не говорил.
— Мне нужен проводник, — произнес Никита после минутной тишины.
Мстиша покачал головой. Он понял, о каком проводнике речь.
