«Серый тоннель» шим-бича выдернул их из мира Даймона, пронес сквозь Гашшарву и еще десяток хронов и иссяк в одном из мертвых Миров Веера, где беглецы смогли привести себя в порядок, отдохнуть и восполнить потраченные силы. Тааль кормил Такэда, а Ксению — Сухов, и Толя вдруг поразился, с какой нежностью и лаской Никита проявляет заботу о девушке, не осознающей, где она и что с ней, не способной оценить ни слова, ни улыбки, ни жеста. Когда обед закончился — сюрприз приготовил Дадхикраван, передавший коробку с НЗ, — Толя перешел в состояние транса: не хотелось ни думать ни о чем, ни делать, ни напрягаться, ни идти дальше. С громадным трудом он заставил себя собраться.
— Ник, а что такое шим-бич? В моем информационном багаже нет такого понятия.
— Шим-бич по сути — хроносквозняк. Я уменьшил натяжение хронобарьера между мирами, Дадхи проломил его — и «ветер» времени, рожденный перепадом «угловых давлений», вынес нас из Эраншахра. А так как напор был достаточно силен, поток проколол и Гашшарву, и еще несколько хронов. Я гляжу, ты совсем квелый, поспи пару часов. Да и мы отдохнем.
Такэда хотел запротестовать, но почему-то закрыл глаза и мгновенно уснул, прислонившись спиной к обломку скалы. Лагерь они раскинули в россыпи камней, окруженной желеобразными пластами фиолетово-зеленой субстанции. Дадхикраван помнил этот Мир, одна из его станций хроносдвига была когда-то расположена здесь, на рыхлом от спонтанных реакций конгломерате, некогда бывшем планетой. Проснулся инженер уже в другом Мире, хотя потом — хоть убей! — не мог вспомнить, как там оказался.
Он лежал в «джинсе» диморфанта на берегу реки, в траве, под высоким белым небом с еще более белыми, почти светящимися, фарфоровыми облаками, а спиной к нему стояли у воды и разговаривали четверо: Сухов, огненный псевдочеловек, Уэ-Уэтеотль и Тааль — без маски! — веселая, жизнерадостная, совсем не такая, какой они выкрали ее у Гиибели и какой она была у себя дома. Одета она была в костюм жрицы Науатль, больше открывающий тело, чем закрывающий, и Такэда понял, почему Вуккуб не успокоился до сих пор, горя желанием помочь бывшей жене вернуть первоначальную суть. А также вернуть ее себе в качестве жены. Тааль была, конечно, хаббардианкой, но красота ее не нуждалась в доказательствах даже с точки зрения землянина.
Уэ-Уэтеотль, одетый в красивый индейский костюм, украшенный нагрудной пекторалью, был, как обычно, невозмутим. Никита красовался в спортивном костюме «а-ля адидас» — так выглядел его магический защитный «скафандр», и лишь Дадхикраван как был сгустком живого огня в форме гуманоида, так им и остался.
Толя не сказал ни слова после того, как открыл глаза, но все четверо почувствовали его пробуждение и оглянулись.
— Доброе утро, Наблюдатель, — рассеянно сказал Никита, покусывая травинку. — Как самочувствие?
Такэда почувствовал какой-то подвох, скрытый интонацией голоса Сухова, поэтому ответил не сразу:
— Лучше не бывает. Здравствуйте. — Встав, он отвесил поклон старым знакомым. — Насколько я понимаю, мы у вас дома, Тааль? Маска уже не нужна?
Жрица храма Науатль тряхнула роскошными черными волосами, бархатисто рассмеялась.
— Не нужна, землянин. И если бы Посланник не был занят, я отблагодарила бы его всеми доступными мне способами. А пока я — его рабыня до скончания веков.
— Не переигрывайте, Мать, — гортанно, с металлическими модуляциями произнес Уэ-Уэтеотль. — Этические нормы землян и хаббардианцев совпадают не по всем пунктам, поэтому вашу благодарность тоже надо делить на три.
Тааль не обиделась, только сверкнула глазами.
— До встречи, маги. Надеюсь, скорой.
Исчезла за стеной травы, скрывающей откос берега.
— Где Ксения? — спросил Толя и тут же увидел ее: девушка шла по песчаному берегу реки, останавливаясь и окуная в воду то руку, то ногу. По лицу ее, уже не безучастному, а скорее задумчивому, бродила легкая — не улыбка — тень улыбки.
Такэда проглотил ком в горле.
— Как она?…
Никита, взгляд которого потеплел, налился сиянием печальной нежности, ответил после долгой паузы:
— Тааль вернула ей часть ментальной ауры, часть личности, но это лишь сотая доля ее интегрального «я».
— И все же… поразительно! Значит, та Тааль, которую мы украли… соединилась с этой? Как?
— Вас интересует физический процесс? — учтиво спросил Уэ-Уэтеотль. — Или психологический?
— Об этом потом, — очнулся Сухов, подошел к Толе вплотную. — Оямович, здесь мы наконец расстаемся… не перебивай. — Он решительно отклонил попытку Такэды вставить слово. — Дело даже не в том, что дальнейший Путь заказан обычному человеку, пусть и защищенному диморфантом. Тебе действительно туда не пройти. Может быть, не смогу пройти и я, пси-энергант, паранорм и почти маг, овладевший транслокацией и гипервоздействием. Но главное в другом, главное — уберечь Ксению, и сделаешь это ты.
Такэда снова попытался возразить, однако с удивлением обнаружил, что заикается, став косноязычным:
— Н-но как же… я Ксению… уберечь…
— Не только уберечь, — в глазах Никиты на миг всплыла тоскливая усталость, — но и попытаться вернуть ей кое-какие черты, «рассыпанные» по личностям женщин в других хронах. Уэтль поможет тебе, сделай что сможешь.
И Толя проглотил остальные возражения, хотя мир для него вдруг потерял краски, солнце померкло, а над головой нависла черная тень недобрых предчувствий.
— Прощай, Наблюдатель.
Они обнялись.
— Не прощай, а до встречи, — ворчливо заметил Толя, чувствуя себя так, будто стоял перед другом голым. — Ни пуха…
— К черту! — улыбнулся Никита. Бросил взгляд на Ксению, поколебался немного, но порыв проститься сдержал.
Дадхикраван скользнул к нему, расплылся зонтиком-беседкой, охватывая Сухова со всех сторон, миг — и оба исчезли.
— Идемте, Наблюдатель, — проговорил Уэ-Уэтеотль, направляясь к девушке, которая смотрела на них снизу, подняв брови, будто силилась понять, что здесь происходит.
Такэда суеверно сложил пальцы обеих рук, прочитал в душе заклинание из двух слов: «Желаю удачи!» — и шагнул за магом.
— Он обиделся, — сказал Дадхикраван, когда они отмахали сотни три хронов и остановились отдохнуть в одном из тающих — распадающихся по причинам просачивания Хаоса — Миров.
— Ты его не знаешь, Отшельник, — не согласился Никита. Прежде чем выйти из «струны» хроносдвига, он пролоцировал район будущей остановки и точно знал, что неприятных сюрпризов не будет. — Такэда знает, когда можно обижаться, а когда нет.
Дадхикраван, струясь от движения, сделал себе лыжи и прокатился по снежной равнине; мир этот вымерзал и скоро должен был превратиться в ледяной ком. Никита понаблюдал за ним, но примеру не последовал, только поймал голой рукой несколько снежинок, падающих из серой пелены над головой. Дадхикраван вернулся.
