— Похоже, мы прибыли прямо на место последней битвы Семерых и Люцифера, — тихо сказал Такэда.
Никита покачал головой.
— Это один из пограничных миров, где происходили единичные схватки, а в Болото Смерти — хроны, где происходила основная битва, и сунуться нельзя, это мертвые миры.
— Сколько же здесь прошло лет с момента битвы?
— Не меньше тысячи.
— А выглядят они так, будто закончили бой только что. Кто этот исполин?
— Не знаю. — Сухов смотрел на одну из скал на краю котлована, похожую на покосившуюся башню в форме креста. — А ну, подойдем поближе.
Обходя огромные ямы, продолговатые, похожие на шрамы, заполненные рыжей и черной сажей, поднимая облачка пахнущей железом и серой пыли, они обошли котлован и приблизились к башне.
— Лопни мои глаза! — прошептал Такэда.
То, что они приняли за башню, оказалось высохшей, как мумия, фигурой какого-то существа с раскинутыми в стороны руками и утонувшего в почве по колени. Голова у него казалась просто продолжением шеи и прикрывалась грибообразной шляпой, а лицо напоминало сморщенный картофельный клубень. Нос на нем отсутствовал, рот был разинут и застыл в немом крике. Узкие вертикальные глаза без зрачков фосфорно светились, и в них стыли ужас и безумие. Одет высохший был в складчатый серо-сизый балахон, хотя это могла быть и кожа, приставшая к костяку.
— Как они его!.. — пробормотал Сухов, никого конкретно под словом «они» не подразумевая. — Лихие тут были ребята.
Он поднялся на возвышенность, оглядел пустынный — «городской» пейзаж, но пятидесятиметровых гигантов, подобных «мумии», не увидел. Россыпи камней создавали довольно правильную мозаику и были похожи на японские иероглифы.
— Сад камней, — кивнул на них Сухов. — Может, в этих рисунках есть смысл?
Такэда оторвался от созерцания «мумии», критически оглядел россыпи, хмыкнул.
— Смысл японского «сада камней» — воплощение идеи бесконечности мира и бесконечности процесса познания
[46]
. Но ты прав: этот «сад» необычен. Не говоря уже об остальном.
Никита вытянул руку к горизонту. На севере, справа от места битвы колоссов, он заметил несколько треугольных силуэтов, подрагивающих в мареве раскаленного воздуха. Это были пирамиды. Ни слова не говоря, путешественники направились в ту сторону, одновременно оглянувшись на «мумию». Та провожала их безумным взглядом, словно предупреждая о чем-то.
Слоистые скалы и почерневшие, оплывшие, как свечи, башни, не то каменные остатки, не то здания некогда существовавшего города, постепенно ушли назад. Жаркое море дюн и долин, полузасыпанных обломков скал и необычайно ровных прямоугольных плит, венчающих некоторые скалы, простиралось перед путешественниками почти до горизонта. За этим морем вырастали из струящегося марева зыбкие силуэты пирамид и тонких шпилей. Вероятно, это был настоящий — не мертвый город.
Однако уже через час пути ландшафт изменился. Друзья начали спуск в широкую низину, испятнанную круглыми черными воронками, окруженными серыми кольцами солей и коричнево-зелеными — колючек. Это были высохшие водоемы, соединенные самыми настоящими каналами в облицовке из глазурованных каменных плит. Еще через некоторое время полоса мертвых озер сменилась системой идеально круглых водных зеркал, появились кустарники и деревья, сначала большей частью засохшие, корявые, вызывающие впечатление застывших скелетов, а потом живые, с желто-оранжевыми стволами и темно-зеленой листвой. В одной из рощ, созданных толстопузыми, похожими на баобабы деревьями самых неожиданных форм, со светло-желтой корой и пушистыми метелками вместо листьев, путешественники остановились на отдых, предварительно попробовав воду из ближайшего озера: вода оказалась солоноватой и горькой и жажду не утоляла. Зато стало очевидно, что сеть озер создана искусственно и очень давно, хотя система каналов, питающих озера, еще действовала.
Никита прилег на взгорке с жесткой и очень густой коричневой травой, попытался проанализировать свои решения, прикинуть соответствие желаний и возможностей, но что-то мешало ему, как бормотание зрителя над ухом рыбака. Он насторожился, прислушался к тишине рощи, и атмосфера таинственного подсознательного шепота и застарелой тоски, подспудное ощущение чьего-то незримого присутствия, заставили его вскочить и оглянуться.
— Ты что? — вскинулся Такэда.
— Показалось…
Но ощущение дискомфорта не исчезло. Кто-то невидимый продолжал смотреть на них со всех сторон, безмолвно жаловаться на судьбу и ждать неизбежного конца…
— Ф-фу! — Никита выдохнул и сел. — Это лес.
— Что — лес?
— Я его чувствую, вернее, чувствую внешнее психологическое давление. Не могу сказать, что эти деревья мыслят, но то, что у них есть развитая нервная система, — точно. Пошли отсюда, неизвестно, на что они способны.
Путешественники вышли из рощи на берег ближайшего озера диаметром всего около сотни метров и замерли. На противоположном берегу гигантский дракон лакал воду длинным раздвоенным языком. Он был похож на древнего динозавра — стенеозавра, предка современных крокодилов, но с головой другого хищного ящера — тираннозавра. Пластинчатая броня его отбрасывала множество ярких цветных зайчиков, как гора драгоценных камней. Высотой он был — в холке — с пятиэтажный дом и мог, наверное, перейти озеро вброд, не замочив брюха. Напившись, он утерся (!) пятипалой лапой, совершенно как человек, посмотрел на стоящих в столбняке людей умными, ярко-желтыми, щелевидными глазами, кивнул, будто поздоровался, и бесшумно уполз в рощу за холмом позади озера.
— По-моему, он тебя знает, — хладнокровно заметил Такэда, пряча хардсан. — И у меня создалось впечатление, что он разумен.
— Во всяком случае, не дурак. — Никита машинально глянул на мигающий камень индикатора, пожал плечами. — Это мир магифизики, у него свои законы.
Динозавра они так больше и не увидели и обогнули рощу, сделав приличный крюк. Зато наткнулись на знакомого бегуна, несущегося с неимоверной скоростью напрямик через барханы, скалы, каменные россыпи, заросли кустарника и водоемы. На сей раз Сухову удалось разглядеть его сквозь пыльный хвост более детально.
Это было тщедушное существо ростом с ребенка четырех-пяти лет, с вполне человеческими ручками и ножками, с головой огурцом и сдвинутыми буквально на макушку глазами. Оно было закутано в пушистый коричневый свитер до колен, хотя «свитер» мог оказаться собственной шерстью.
Человечек вломился в заросли колючек, пропахал в них борозду, едва не столкнулся с людьми, не обратив, впрочем, на них никакого внимания, и нырнул в рощу, в которой скрылся желтоглазый крокодило-тираннозавр.
— Быстрый парень, — сказал Никита, проводив его взглядом. — Может быть, это местный маленький Мук в сапогах-скороходах?
