— Династия Птахоттепа, — сказала Селкит. — Это усыпальницы кемтархов Шешонка, Снофру, Хасехема и Птахоттепа.
Где-то вдруг послышался шум и высокие пронзительные крики. Стихли. Селкит поморщилась, сказала с отвращением:
— Сонгайхай… хемуу развлекаются. Идемте, нам осталось немного.
— Я бы хотел посмотреть, как развлекаются хемуу, — сказал Никита.
Селкит удивленно вскинула брови, но перечить не стала. Дернула плечами.
— Это не очень интересное зрелище.
— А если они нападут? — корректно вмешался Толя.
— Во время сонгайхай хемуу беспечны. Но ведь вы — риддхи, неужели не справитесь?
Возражать было нечего, и Такэда снял с пояса нервайлер. Никита только усмехнулся в ответ.
Сонгайхай оказался «театром страуса», аналогичным тому, что существовал у африканских племен на Земле: страусам, а то и двум и трем сразу, отрубали головы и смотрели, как они мечутся по арене. Только вместо страусов здешние «театралы» — «кентавры наоборот» использовали странных животных, совмещавших в себе несколько земных. У них были по две длинных и сухих ноги лошади, торс медведя, длинные шеи жирафа и узкие змеиные головы с огромными, зонтикоподобными, переливающимися всеми цветами радуги ушами.
Толпа кинноров выла, ревела и визжала при каждом «удачном» прыжке безголового «страуса», люди-лошади колотили палками по спинам соседей, производя небывалый шум, и ничего не слышали и не видели по сторонам.
— Флоэры, — назвала Селкит животных, — они собирают насекомых, которые садятся им на уши, принимая их за цветы.
Понаблюдав за реакцией кинноров, Никита сделал знак, и они поспешно обошли «театр» стороной, снова выбираясь к пирамидам. Через несколько минут дочь Зу-л-Кифла вывела их к колодцу. Правда, размеры колодца потрясали: в землю уходило каменное кольцо диаметром в километр, если не больше, возвышаясь над землей метра на полтора. Толщина кольца тоже действовала на воображение — метров десять, и собрано оно было из многотонных каменных блоков по пять метров в поперечнике каждый.
Никита и Такэда, заинтересованные, влезли на кольцо, подошли к краю колодца, огромного, как вулканическое жерло, и заглянули внутрь. И отпрянули! Из глубины провала на них злобно посмотрел некто, наделенный ужасающей силой и мощью, настроенный враждебно, внушающий страх и желание бежать отсюда со всех ног.
Заглядывать в колодец больше не хотелось, но, преодолевая отвращение, зябкое чувство страха и ожидания выстрела в лицо, мобилизовав силы, Никита заставил себя еще раз наклониться над провалом.
В колодце никого не было! Но стены его экранировали какое-то явление, физическая сущность которого не поддавалась анализу человеческого мозга. И все же в голове Сухова загорелся огонек догадки, словно кто-то шепнул ему верные слова: пересечение времен!
— Это узел пересечения хронов, — сказал он, отступив и встретив восхищенный взгляд Селкит. — И колодец — защита окружающей среды от последствий. Так?
— Ты настоящий Посланник! — сказала девушка восторженно. — Там, очень глубоко, находится источник Хаоса, замкнутый еще одним страшным заклятием. Отец говорил, что там проникают друг в друга множество миров с разными временами.
Такэда деликатно кашлянул:
— Очень интересно! Значит, стены колодца или весь он — и есть реализованная формула заклятия?
Селкит беспомощно оглянулась на Сухова.
— Не понимаю, он произносит слова, которых я не знаю.
— Он всегда так говорит, — меланхолически заметил Сухов. — Не обращай внимания. А твоя таинственная Ме не здесь проживает?
— Не шути так, — сдвинула брови Селкит. — Она все слышит и видит… — Девушка не договорила.
Где-то в загадочных недрах колодца раздался гулкий рыдающий стон, и над его срезом вознеслась исполинская полупрозрачная фигура неведомого существа, неимоверно сложного, с тысячью пересекающихся друг с другом форм и конструкций, выступов, впадин и деталей, светящихся пятен и линий, но тем не менее фигура, карикатурно повторяющая тело человека с конусовидной головой, руками-крыльями и безобразно раздутыми ногами. Конус головы существа повернулся из стороны в сторону и наклонился вниз, на людей глянули два черных провала-глаза с плавающими в них огнями.
Селкит закричала, спрыгивая с кольца, Такэда последовал за ней, выхватывая из-под плаща хардсан, однако Сухов остался стоять, словно завороженный глядя вверх, на лицо-маску чудовища, соединяющего в себе признаки робота и старухи в капюшоне в образе Смерти.
Длилось это противостояние несколько секунд, в течение которых Никита с нарастающей яростью боролся с наплывом слабости и гипноволной, внушающей ему приказ сделать шаг и прыгнуть вниз, в бездну колодца. Потом опомнившийся Такэда выстрелил из лазера — сиреневый всплеск света пронзил фигуру, не причинив ей вреда, а Сухов наконец смог мобилизовать волю и включить на короткое время экстрарезерв.
Монстр отшатнулся, получив всплеск пси-энергии — отражение собственного импульса от защитного блока Сухова, переломился пополам и с тем же стоном провалился в колодец. На дрожащих ногах Никита спрыгнул с обреза колодца на камни, подошел к девушке, бледной, глядящей на него с недоверием и испугом.
— Что это было?
— Бахр-дар асмэтра! — Селкит сделала жест, словно отгоняя нечистого. — Ты настоящий маг, Сух! Ты смог выдержать взгляд Морока!
Селкит произнесла другое слово, но лингвер перевел его как «Морок», и Такэда, во всем любивший точность, вспомнив земную мифологию, не удержался от вопроса:
— Вы сказали — Морок, любезная Селкит? Кто он? Один из ваших богов? Или демонов?
— Морок — одно из воплощений Веб-Шабель, то есть Того, Кто Заперт. Олицетворение Мрака, Темноты, Бездны, Смерти.
Такэда кивнул:
— Я так и думал. — Повернулся к Сухову. — Это была тень Люцифера, Кит. Призрак Люцифера, если быть точнее, живущий самостоятельно. А может быть, нечто вроде голографической проекции с эффектом сенсорного присутствия, память среды, так сказать.
— Что он говорит? — требовательно обратилась к Сухову Селкит. — Я не понимаю.
— Если бы он сам понимал, — буркнул Никита. — Но он Наблюдатель и много знает, больше, чем я.
— Я тоже Наблюдатель, — гордо сказала девушка. — Отец был Наблюдателем много лет, а потом, когда стал врачевателем, посвятил меня в тайну Страшного Заклятия.
— Так он — врач?
— Сейчас он — номарх, правитель Лойянгалани, хотя продолжает заниматься врачеванием.
— И что же он лечит, какие болезни?
— Он лечит не болезни — весь наш мир. Он никого не боится, как и Посланник Сух, даже Найт и Веб-Шабель, потому что он маг. И я тоже когда-нибудь буду магом.
Назад через мост они шли быстро, почти не разговаривали, думая каждый о своем. Возле «сфинкса» с лицом последнего кемтарха Риангомбе им навстречу высыпала группа кинноров, понукающая ползущую тварь, помесь черепахи и крокодила, но Никита спокойно направился прямо на «кентавров наоборот», расстроив их ряды. Никто из них не решился напасть на маленькую группу людей.
