Пусто.
Только потертый плащ и сиротливо отсвечивающая серебром лютня. Рядом с сараем они нашли еще одно тело. Странный ящер с оскаленной жутковатой пастью смотрел на них подернутыми синеватой дымкой мертвыми зрачками. Раскиданные в стороны короткие когтистые лапы застыли в жесте безграничного удивления жестокостью этого мира. Из горла твари торчал диковинный нож: закругленный наподобие серпа, с короткой костяной ручкой и переплетением нездешних трав по клинку. Достать его из раны и получше осмотреть король не решился.
— Смотри, куманек! — вскрикнул Санди. — Вон там, в канаве!
Так же осторожно, прикрывая друг другу спину, они добрались до сточной канавы. И застыли, боясь поверить.
Эйви-Эйви лежал в нелепой, неуклюжей позе, глядя незрячими глазами в закрытые всем живущим дали. Рубаха залита кровью, посиневшие губы тронуты чуть виноватой улыбкой. Одна рука намертво вцепилась в посох, другая стиснула острый черепок от кувшина…
— Недолго он нас вел, — вздохнул шут. — Пройдоха был, конечно, пьяница, но как пел, паршивец! И как торговался!
— Полегче, Санди, — осадил его король. — Он умер в бою, как подобает воину, он защищался до конца. Похороним его, как хоронят истинных мужчин.
И тут шут закричал. Король перевел взгляд на тело и тоже завопил от суеверного ужаса. Труп проводника моргнул, потом еще раз и еще. Дернулся в тщетной попытке сменить неудобную позу и рухнул обратно в канаву. Санди опомнился первым, склонившись над раненым певцом. И с отвращением отшатнулся:
— Да он пьян, братец! Просто пьян, как свинья!
И словно подтверждая его слова, старик затянул неожиданно тонким и чистым голосом:
— Когда забили колокола… и понесли хоронить короля…
— Не дождешься! — огрызнулся Денхольм, в сердцах дав пьянчуге затрещину. — Заткнись, скотина!
Они вывели из конюшни насмерть перепуганных лошадей и торопливо оседлали, перекинули через седло, подобно тюку, залитого вином Эй-Эя, собрали вещи и понеслись по ночной дороге, постоянно пришпоривая. Темнота, окутавшая просторы полей, внезапно показалась родной, самой уютной в мире. Свежий ветер остужал разгоряченные головы, ночь дышала спокойствием, но остановились они только к рассвету, в священной дубраве Зарга, древнего гномьего Бога, Дающего Убежище. Привязали коней и рухнули, где стояли, сломленные усталостью и страхом.
Когда король проснулся, солнце стояло в зените. Все тело обжигало болью, грудь горела и чесалась нестерпимо. С глухим стоном он потянулся к фляжке с водой. И увидел проводника.
Эйви-Эйви печально сидел над пустой баклагой и ошалевшим взором поглядывал по сторонам. Почувствовав взгляд короля, обернулся и жалобно спросил:
— Куда вы меня завезли? И зачем? Даже поправиться нечем…
— Ты ничего не помнишь? — задохнувшись кашлем, не поверил Денхольм.
Рядом заворочался шут, встал, тихонько подвывая, попытался размять онемевшие ноги.
— Это у него похмельный синдром, — мрачно буркнул он.
— Почему? — обиделся Эй-Эй. — Все я помню. Пошел… гм… облегчиться, дошел до канавы… А потом мне стало хреново. Не надо было красное с белым мешать. В таких количествах… — добавил он с заметным сомнением в голосе.
Санди запалил костерок, набрав по кустам сушняку. Вскипятил воду, заварил листья. Все это время король пролежал в тенечке, собираясь с силами. Проводник же за действиями шута следил с непонятным оживлением.
— И где это вы насобирали листочки Алисты Северной Подгорной? — с любопытством поинтересовался он, не ожидая, впрочем, ответа. И, перехватив кружку из рук Санди, отхлебнул, обжигаясь, добрую половину: — Нет лучше средства против похмелья!
— Отцепись! — завопил шут, отбиваясь от страдальца. — Не тебе варил, пьянь подзаборная! — и, вырвавшись, бросился к королю.
Денхольм немного взбодрился и повеселел, наблюдая за их потасовкой. Но когда Санди бережно снял присохшую тряпицу с воспаленных царапин, против воли заскрежетал зубами.
— А ну-ка, — неожиданно серьезно отстранил шута проводник.
— Тебе знакомы такие раны, Эйви-Эйви? — криво усмехнувшись, спросил король, часто сглатывая горькую слюну.
— Ну-ну, потерпи, господин Денни, сейчас отпустит, — на удивление ласково прошептал Эй-Эй, резко прикладывая к королевской груди растопыренную грязную пятерню.
Король взвыл, сначала от боли, потом от охватившего его нездешнего холода. И смолк, согреваясь жаром, исходившим от худой, иссохшей ладони. Санди дернулся на помощь, но с размаху словно налетел на невидимую стену, крепко приложившись лбом.
— Прости, если что не так, — уставшим до безразличия голосом произнес проводник. — Отвар-то выпей, не помешает. А ты? Больно ударился? Не вертись, не съем. Иди сюда, шишка будет! — и коснулся рукой лба пытавшегося увернуться Санди.
А король с удивлением разглядывал свою грудь с быстро сходящим следом ожога.
Без канувших в неизвестность багряных полос, оставленных ногтями Вешшу.
— Колдуешь, проводник? — тихо спросил он.
— Вернуть, как было? — ехидно осведомился Эйви-Эйви. — В моем ремесле без колдовства не выжить: слишком много зла по дорогам ходит. Так что же с вами приключилось, господин?
Денхольм, полуживой от счастья ушедшей боли и готовый обнять весь мир, рассказал, что помнил. Эйви-Эйви нахмурился. Дотянулся до своего мешка, выудил витой ремешок с камушком, похожим на глаз. Надел на шею короля.
— Взялись за вас, господин Хольмер, всерьез, — вздохнул он. — Вешшу больше не бойтесь: Она в отличие от Йоттея крадет неприкаянные души, пугает, заманивает, но Сама приходит, как и Смерть, всего один раз. Но Вешшу во многом подобна Йоттею и тоже имеет слуг. А слуги так просто не сдаются. Амулет оградит вас от Пустых Глаз, господин.
— Спасибо, Эйви-Эйви. — Денхольм с интересом разглядывал диковинный камень. — Похоже, мне повезло, что я тебя встретил.
— Может быть, да, а может, и нет, господин. Пути людские так запутанны… Кстати, о путях, — философский настрой слетел с проводника подобно надоевшей маске. — Зачем вы свернули на старый гномий тракт?
— Куда? — в один голос воскликнули изумленные король и шут.
Эйви-Эйви поглядел на них, как на больных, и обреченно вздохнул:
— Все ясно: просто проскочили в темноте. Когда в следующий раз решите драпать от пустых прихвостней, меня сначала в чувство приведите! Дороги у нас ненадежные, можно в такие места завернуть — не приведи Роккор!
Санди торопливо развернул карту:
— И в самом деле, братец, смотри-ка! Дорожка прямиком в горы ведет. То-то я гляжу, тут идол гномий расселся! Я еще подивился, как наш предприимчивый народ ему глазки не выковырял!
В глубине рощи действительно примостился на корточках каменный великан с сапфировыми глазами, способными обогатить целый провинциальный город. Широкой ладонью бородач черпал воду из прозрачного ручья, словно собираясь напиться.
