Набор запасных струн для лютни. Тонкая серебряная цепочка. Старая медная монета со стертыми письменами, явно не элронская. Огниво и трут. Трубка, кисет, иголка с ниткой. Стальная пластинка с неизвестными иероглифами. Небольшая книга в зеленом сафьяновом переплете с серебряной застежкой, которую не удалось открыть. Бронзовый амулет, полностью повторяющий татуировку на груди проводника: перевернутый равносторонний треугольник со стрелой, украшенный скупой резьбой и тремя агатами по верхней поперечине — белым, серым и черным, — явно гномьей работы и такой красоты, что король с сожалением разжал пальцы, выпуская вещицу из ладони. Странный высохший стебель с двумя кривыми толстыми шипами, похожий на наконечник стрелы. И их кожаный расшитый кошелек, до отказа набитый золотом.
Последнюю находку шут приветствовал радостным воплем и хищным оскалом, сделавшим бы честь любому волку. Вытряхнул деньги на заботливо подстеленный плащ, торопливо пересчитал. Озадаченно почесал затылок, пересчитал еще раз.
— Ничего не понимаю, куманек, — наконец развел он руками. — Здесь намного больше, чем было…
— Векселя нет, — пояснил король. — Я написал один, на всякий случай. Но чтобы получить по нему деньги, нужно доехать до предместий Фора. Странно все это. Зачем он вернулся?
— Совесть загрызла, — хмыкнул шут. — Должна же она у него остаться хоть в малом количестве… Ладно, братец, давай теперь переметные сумки посмотрим, может, еще что интересное отыщется.
Но ничего особо интересного не отыскалось. Кроме неизвестно зачем припрятанных старых дырявых башмаков и бурдюка с крепленым вином: видимо, не имея возможности запастись должным количеством, проводник решил побить недостаток градусом. Лютня, нож, котелок. Кружка, деревянная ложка, приправы. Нехитрый скарб человека, не берущего в дорогу лишнего… На этом обыск к великому облегчению Денхольма завершился.
Шестой день ничем выдающимся не отличался.
Все те же заботы, все та же погода. И новые язвы на лошадиных боках. Сыро и уныло на душе. С появлением Духов, обязательных и пунктуальных, как сборщики налогов, легли спать с вполне ощутимым облегчением.
Но ночью, неожиданно для самого себя, король проснулся. И подскочил, привычно хватая меч. Потом опустил оружие со смесью радости и досады.
У костра, зябко кутаясь в свой старый плащ, сидел Эйви-Эйви и, часто вороша посохом угасающие угли, читал книгу в зеленом сафьяновом переплете. Рядом на земле стояла кружка с вином, пустая наполовину. За пределами слабого огненного круга перетекающей толпой мерцала стайка Духов. Картинка попахивала умильной пасторалью: казалось, Эй-Эй читает сказку заблудившимся и напуганным детям.
— Давно ты так посиживаешь? — с едва заметной долей иронии поинтересовался Денхольм, пристраиваясь рядом и раскуривая любимую трубку. И с обидой проследил, как улепетывают, растворяясь на бегу, пугливые призраки.
— Вторую ночь, — аккуратно закрывая книгу, пояснил проводник.
Король взглянул на него с неприкрытой жалостью: так слаб оказался голос того, кто привык владеть вниманием толпы в шумных кабаках. Голос, лишенный интонаций. Предельно невыразительный голос.
— Зачем вернулся-то?
— Затем, что дурак… Спасибо, что выходили, не бросили подыхать, — все так же уныло и бесцветно продолжал Эйви-Эйви. — Йоттей — слишком нудный собеседник.
— Так уж прям и Йоттей, — возмутился Денхольм. — Сам он, между прочим, только к королевским отпрыскам приходит.
— А он меня слишком долго дожидается, — впервые за время беседы улыбнулся проводник. — Настолько долго, что они с Вешшу принялись звенеть клинками, не дожидаясь смертного часа.
— А Вешшу с тебя какая прибыль? — устроился поудобнее король, пуская колечки.
— Вешшу по природной жадности своей хапает все, что не имеет хозяина. А я когда-то ей сильно удружил, вложив в старушечьи руки оружие.
— Сильно грешил? — без особой надежды на ответ поинтересовался король, втайне умиляясь наивности своего вопроса.
— Грешил достаточно, — пожал плечами Эйви-Эйви, — а сильно или не очень, не мне решать. Два поступка взял на душу, два греха признаю за собой, но таких, что потянут на Щит и Копье.
Король молча смотрел на рыжие искры, летящие в темную неизвестность. Мало было на свете поступков, способных дать Вешшу ТАКОЕ оружие. Что же ты натворил, проводник?!
— А исправить сделанное можешь? — тихо спросил он.
Эйви-Эйви болезненно дернулся, протягивая зябкие руки поближе к костру, глянул исподлобья:
— Предательство могу, но не хочу. Духу не хватает. А убийство разве исправишь?
— Мне приходилось убивать, — поделился Денхольм. — И Санди тоже…
— Убийство убийству рознь, — успокоил его проводник. — Убить в бою, защищая жизнь и родину, ни на йоту не отступив от долга, — разве это грех! Это доблесть, это лишняя стрела в колчане Йоттея. А убить безоружного да еще чужими руками… Дурная смерть, господин, — палка о двух концах, и по убийце бьет гораздо сильнее…
Король дернулся и порывисто вскочил. Кусая губы, зашагал по поляне, тщетно пытаясь успокоиться. Проводник наблюдал за ним с меланхоличной отрешенностью.
— Ты знаешь, что такое акирро? — резко спросил Денхольм.
— Да, — проводник невольно вздрогнул, — знаю, господин.
— Держать в руках приходилось?
— Да, господин…
Король заскрипел зубами, пытаясь не выпустить на волю крик ярости, стараясь удержать охватившую его гневную дрожь. Проводник не был похож на ТОГО, кто стоял на поляне, он был гораздо старше ТОГО, занесшего руку для удара. Но даже если не эти тонкие пальцы сжимали рукоять акирро, даже если не этот голос, как пощечины, клал насмешки… О, он будет осторожен, он проверит все до мельчайшей детали! Он найдет исполнителя чужой воли, если потребуется, разорвет его на части, но добудет имя хозяина. Тот, кто скрывается под именем Эйви-Эйви, не знает, что нанявший его ищет убийцу своего брата! И поможет отыскать человека с кромки поляны. И если король окажется прав…
О, если он окажется прав!
— Кого ты убил, проводник? Отвечай!
— Так, — неохотно выдавил Эй-Эй. — Одного сумасшедшего…
Сумасшедшего! Сбежавший из дворца король должен был казаться сумасшедшим! Таким, каким сейчас предстает перед людьми сам Денхольм!
Жажда мести душила короля, рука нетерпеливо стискивала рукоять меча, все тело готово было к бою.
«Конечно! — вопил помраченный рассудок. — Разве бы этот хлюпик сам справился с Йоркхельдом, лучшим фехтовальщиком страны! Нет и не будет бойца, равного покойному брату!..»
«Остынь! — еле слышно возражал слабый голос совести. — Его вина не доказана!..»
«Убить! Убить прямо сейчас! Раздавить проклятую гадину!..»
«А если он невиновен? Убьешь безоружного без суда, без вины, оборвешь жизнь, тобой же спасенную… Чем ты будешь лучше тех, кто убил твоего брата? Вдруг это совпадение!»
