— Возьми мой плащ. Это не самая теплая ночь нынешним летом.
— Спасибо, господин, — поклонился до тошноты серьезный Эй-Эй. — Отслужу, не забуду…
— Еще раз такое скажешь — получишь в глаз, — ласково пообещал король, забираясь в тепло элькассо.
На душе было спокойно и ясно.
Впервые за долгое путешествие он верил в своего проводника.
Верил своему проводнику.
И не думал об убийце брата.
Наутро король с трудом продрал глаза и первым, кого он увидел, был возмущенный шут.
— О, хоть один проснулся! — завопил он на всю округу. — Просто сонное царство какое-то! Ну я понимаю тебя, куманек! Всегда любил поспать! Но этот проходимец! Я, между прочим, жрать хочу, пинаю его, пинаю, а этому… хоть бы хны!
— Оставь его, — строго приказал король. — Не видишь, спит человек. Лучше приготовь что-нибудь, да поскорее, а то и вправду желудок сводит.
— Я?! — возмутился шут. — Да я в жизни ничего не готовил!
— Вот и поучись. Не помешает в дороге.
— Что с тобой, братец? Ты ему за сон, что ли, деньги платишь?
— И за сон, и за бессонницу. Если бы не он, нас бы самих давно сожрали.
Санди присмотрелся к королю повнимательнее.
— Так, — протянул он с поразительной проницательностью. — За ночь произошло нечто особое. Новостью поделишься?
— Нас нечисть осаждала, — буднично и скучно пояснил Денхольм. Я полчаса хворост собирал, а проводник всю ночь до рассвета отдежурил. Так что, — повысил он голос, предупреждая вопросы и возражения, — пусть спит, пока не выспится. Не мешай.
— В следующий раз, братец, — обиженно заявил шут, — прошу разбудить и меня! Не хочу пропускать ничего интересного, ни одной заварушки, слышишь! А то вы, получается, молодцы, а я дрыхло захребетное!
Проводник проснулся как раз тогда, когда Санди под чутким руководством и ехидными комментариями Денхольма внес последний штрих в свой первый кулинарный шедевр. Долгое время все трое молча смотрели на мутноватое варево, исходящее маслянистыми кругами. Наконец Эй-Эй решительно взял свою ложку и, не тратя время на раздумья и сомнения, черпнул из котелка. Король с интересом наблюдал, как меняется выражение его лица: долгая вереница душещипательных переходов, от напряженного ожидания до уксуснокислого смирения. Проглотив кашеобразную жижицу и старательно разжевав все комочки, Эйви-Эйви буркнул пару фраз, в переводе на язык цивилизованных людей означавших что-то вроде «Бывало и похуже».
Оскорбленный в лучших чувствах, шут торопливо заработал ложкой, словно стремясь опровергнуть столь суровый приговор. Но сдался минуты через две с самой скорбной миной на свете. Королю же за глаза хватило запаха.
— Ешь, ешь! — сердито прикрикнул на него шут. — Сам советовал, а теперь отлынивает! Другого все равно не будет!
Но Денхольм лишь покачал головой, нарезая всем по лишнему ломтю хлеба с ветчиной. Что касается проводника, тот мужественно ел кашу до тех пор, пока не насытился. А остатки вывалил аккуратной кучкой под деревом.
— Не смущайтесь, господин «просто Санди», — утешил он шута. — Попробовали бы вы мою первую стряпню! По сравнению с ней ваше варево — пища Богов! А готовить я вас научу, подобное умение в дороге лишним грузом не окажется…
Шут махнул рукой, дожевывая хлебный мякиш, и мужественно отскреб котел. Полуголодные путешественники собрали вещи, увязали сумки и зашагали по тракту.
Ветер гнал по полям тучи пыли, в воздухе все ощутимее пахло грозой. Но шаги легко ложились на каменную кладку, и пройденные уарды незаметно складывались в мили. Горы стали чуть ближе, и снежные шапки вершин нависали над равниной подобно соблазнительным конусам сливочного мороженого, каким подавал его королевский повар Зуй Астре, — истекающим ванильным сиропом, в глазури белого шоколада… Король мысленно облизнулся и постарался поскорее прогнать заманчивый образ.
Проводник мерил ленту дороги все тем же неспешным шагом, вызывающим недовольное ворчание шута. Они добрались до тропы, пересекавшей тракт почти под прямым углом, хорошо утоптанной сельской тропы с двумя глубокими колеями по краям. Эйви-Эйви шагнул на перекрестье и замер, схватившись за сердце.
И король опять впечатался в его худющую спину, состоящую исключительно из выпирающих костей. Но крик протеста и возмущения замер у него на губах: проводник глухо застонал, пригибаясь почти к самой земле, цепляясь руками за посох. Денхольм дернулся поддержать изогнувшегося в припадке Эй-Эя, но качнулся, теряя равновесие, хватая руками воздух… Изумленно и растерянно огляделся:
— Где он? Куда делся?!
— Смотри, куманек! — ткнул пальцем Санди в долговязый силуэт, мелькнувший вдалеке. — Вон он, мерзавец!
— Ага, следы на тропинке остались! А ну, давай за ним, — азартно присвистнул король. — Надоели загадки!
Они побежали по тропе, стараясь не упускать из виду серое пятно драного плаща. Но вскоре все равно потеряли.
— Ничего, — утешил сам себя Денхольм. — Следы четкие, не скроется!
Они бежали, кусая пересохшие губы и задыхаясь сбитым дыханием, почти не замечая, как безоблачное небо заволокло тучами, как усилился ветер, благо по устоявшейся привычке он дул им в спину, словно подгоняя, поторапливая. Усталость брала свое, и голод опутывал ноги пудовыми веригами, и острые иглы вонзались под ребра, прихватывая легкие, добираясь до сердца…
— Я больше не могу! — Денхольм выплюнул слова вместе с комком непроглоченной слюны.
Остановился, задыхаясь кашлем, осмотрелся слезящимися глазами. И увидел дым. Черный, сальный, разрастающийся в полнеба. Жадный дым близкого пожарища.
— Где горит, Санди? — каркнул он сквозь судороги в горле.
— Там! Смотри, деревня!
Откуда взялись силы?
Король не успел осознать.
Он просто поймал себя на том, что снова бежит сломя голову, прыгая через рытвины туда, откуда доносятся крики и плач, стоны и проклятия. Туда, откуда все ощутимее тянет гарью и паленым мясом, куда тащат ведра с водой перемазанные сажей крестьяне.
Вскоре они увидели горящий дом, толпу людей, злые языки пламени.
И почти сразу же — проводника. Закопченный Эйви-Эйви с опаленными волосами копался в сумке неподалеку от пожилой женщины в обгоревшем платье, с кожей, покрытой красными волдырями ожогов.
— Сюда лей, образина! Не трать воду попусту! — рявкнул один из пытавшихся сбить непокорное пламя. — Всех вытащили?!
— Всех! — ответил ему нестройный хор голосов. — Пришлый Крину вынес, больше не было никого!
Проводник тем временем откопал книжицу в сафьяновом переплете, зашептал, зашевелил губами, листая страницы.
— Нужен дождь, — услышал запыхавшийся король, — иначе не потушат…
